Лешия
Гав и Рррр!
Пролог
— Алина вы понимаете, что вам нужно в больницу?!
Виктор то ли Георгиевич, то ли Геннадьевич, был моим врачом. Уже на протяжении многих лет. Да я смертельно больна, да я отказалась от лечения, да я богата. Вот такая вот катавасия. Мне бы жизнью наслаждаться где-нибудь на юге, а я почти не вылезаю из своей огромной пустой как башка идиота, и гулкой как чугунок, квартиры. Моя болезнь довольна редкая, развивается медленно, но забирает из организма все силы и соки. В свои двадцать восемь я похожа на жертву голодовок, короче говоря, анарексично худа и бледна как вампир. Может, не подорви я свое здоровье пневмонией, не залечи меня врачи, я бы продержалась дольше, но вот так получилось. Сейчас болезнь прогрессирует и меня стали мучить жуткие головные и не только, боли. Врачи приезжают ко мне уже без вызова каждый день, чтобы вколоть обезболивающее. Надо им ключи от квартиры подарить, а то скоро сил не останется, чтобы открыть двери. В больницу я не хочу. Что я там забыла?
— Понимаю, доктор, все прекрасно понимаю. Но смысл? Легче мне не станет, добрый чудо-целитель не появится и не исправит врожденное, тогда зачем?
— Алина, ну прекратите вести себя как ребенок. В палате вам не придется терпеть боль пока есть силы, вам сразу же по первому требованию введут препарат…
— Тогда уж говорите как есть, наркотик.
— Да наркотик, но вам уже не помогает ничего другого. Если бы вы не отказались от лечения…
— Ничего бы не изменилось, лишь прибавилось пара лишних месяцев или лет. Но цена у этого слишком высока. — я помолчала, ожидая пока перестанет раскалываться на двое голова. — А знаете, забирайте в больницу. Только мне нужно, чтобы завтра прибыл юрист. Надо подписать кое-какие бумаги. Это же будет возможно?
— Да, Алина.
Таким образом, я оказалась в нашем медицинском центре, в вип-палате. На утро появился папин друг, юрист, Андрей Станиславович. Подписав все необходимые бумаги, я удостоилась еще одного жалостливого взгляда. Пришлось побыстрее распрощаться. Мне нравился этот мужчина в возрасте, он был мне вторым отцом после смерти родителей, но видеть его отношение, его жалость и боль, было невыносимо. Где-то в груди поднималась волна жаркой ярости и чтобы не грубить последнему родному человеку, я всегда спроваживаю его, ссылаясь на головную боль. Не красиво, но по-другому не получается.
Знаете, иногда мне жаль, что отменили эвтаназию. Было бы намного проще, попросить вколоть мне чуть большую дозу и спокойно умереть. Так нет, мне будут по чуть-чуть растягивать 'удовольствие' от непрекращающихся спазмов. И это человечность? Гуманизм? А знаете, раненых смертельно добивают, чтобы не мучился! Так почему не могут помочь мне? Но это лирика. Папа всегда говорил, что всего нужно добиваться своими руками и умом. Достать ручку одинакового цвета с врачебной не составило труда. Отвлечь медсестру и отослать за чем-нибудь, проще пареной репы. Скопировать неровный почерк тоже. И вуаля, допустимая доза препарата превышена в десять раз. Это незаметно, просто не дописать лишний нолик. Когда Леночка, моя личная медсестра, вернулась, я притворилась спящей. В моей сумочке давно лежала нотариально заверенная бумажка с моим признанием. Андрей Станиславович для меня оставил заверенным чистый лист, это уже потом я написала там правду. Леночка, не удивляясь, отмерила лекарство, вколола, и я с улыбкой на лице уснула. Навсегда!
Глава 1
Я их убью! Кого? Да хоть кого-нибудь! Но загрызу! Не понятно? А ведь все просто. Посреди ночи меня вытолкнуло из мертвого тела в пустую палату. Оглядевшись, я посмотрела на себя со стороны. Что я могу сказать. Если бы не болезнь я была бы вполне симпатичной брюнеткой с длинными ресницами, прикрывающими темно-зеленые глаза, стройной фигуркой, и большим счетом в банке. Не судьба! Я стояла посреди палаты и ждала. Что там должно быть? Свет в конце тоннеля, или лестница в небо, на худой конец просто стрелочка или надпись на табличке, что делать дальше. Дождалась! Подо мной раскрылась дыра, и меня туда засосало! Ну, все думала в Ад, так в Ад. Тоже неплохое местечко. Но нет, моим ожиданиям о встрече с чертом не суждено было сбыться. Не знаю, сколько я летела, время как-то обошло боком этот момент. Очнулась я в теле! Поднявшись на дрожащие конечности, попыталась открыть глаза, не получилось. Что-то меня совсем ноги не держат. Падаю обратно. Слышу незнакомый голос надо мной.
— Ты смотри, какая упертая и сильная. Только вылезла, а уже на лапы встает. Хороша будет, сука! — это он о ком сейчас? И что это такое мокрое и противное меня вылизывает?
Через некоторое время до меня дошло, а потом открылись глаза, и я убедилась в этом лично. Меня запихнули в тело ЩЕНКА! Рядом со мной возились еще пять комков мокрой шерсти, пища и ползя к материнскому пузу за кормежкой. Стало…грустно. Жить мне хотелось, но собачья шкура не прельщала. Однако деваться было не куда, так что я тоже на слабых и подгибающихся лапах доползла до соска и, прихватив его беззубой пастью, принялась сосать. Молоко было вкусным, жирным, чуть горьковатым, с едва заметным травяным привкусом. Так началась моя новая жизнь. Чуть быстрее всех остальных я встала на ноги и первой зарычала, точнее, запищала на протянувшуюся ко мне руку. Хозяин! Это слово перестало вызывать отрицательные эмоции после ворчания матери. К слову животные очень даже могли общаться. Пусть и люди их не понимали. Правда и собаки понимали не все сказанное людьми, только определенные наборы звуков, команды. Я же к своему удивлению понимала и тех и других. Трудно жить щенком с памятью двадцати восьми летней девушки. Особенно не выделяться среди других таких же комков шерсти. Однако меня заметили сразу, за блеск умных глаз, упрямо не шевелящийся хвост от радости встречи с Хозяином, хватает и того, что я не кидаюсь и даю себя осматривать и гладить.
Через три месяца мои братья и сестры были подвергнуты испытанию. Двое не справились. Их не убили, нет, просто никогда не допустят к самкам для размножения. Надо было лишь удавить
