Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 215
землю пахать, да девку в придачу. А почему бы и не позволить себе, за такие-то гроши?? А едисанцам и грошей не надо, каждый по дюжине пригоняет. Хотел бы ты, Иван, сейчас в степи арбузы сажать или грядки полоть? Или ногайским овцам хвосты крутить? А? – Иван подумал, что и этот вопрос, вероятно, риторический, и оказался прав. – Одному удивляюсь – продолжал Ильяш – остались ли еще на королевской стороне какие-нибудь люди? Ты вот сам оттуда, как думаешь? – Иван неопределенно пожал плечами. Тема разговора была ему не слишком по душе.
– Наша сторона уж давно не королевская, Ильяш – ответил он наконец – Ты смотри, с ляхами закончим – на Крым двинем. Вспомнишь тогда, как предлагал я тебе царскую свою милость, да поздно будет!
– Эх, Иван, Иван! – Ильяш с жалостью взглянул на Пуховецкого. – Волки между собой грызутся, а овец драть все одно вместе бегают.
Развить эту мысль карагот не успел, так как со двора раздался сварливый женский голос. Лицо Ильяша исказилось испугом, он сделал неопределенный жест рукой Ивану – мол, еще обсудим – и исчез. Пуховецкий слышал вдалеке торопливую брань Сэрры, супруги Ильяша, его сбивчивые и виноватые ответы и даже, как показалось, звуки глухих ударов. Иван откинулся головой к стенке и закрыл глаза.
Глава 2
Проснулся Пуховецкий ближе к вечеру. Очевидно, сражение с женой, в придачу к обычным долгим молитвам и хозяйственным делам, отняло у Ильяша столько времени, что до Ивана у него руки уже не дошли. Солнца теперь не было видно в проеме ямы, лишь косые лучи его касались стен. Приближался ранний южный закат. Голова у Пуховецкого была тяжелая, да и сон ему снился такой же тяжелый и муторный. Вся эта мрачная галиматья, к счастью, быстро выскочила из головы, но Иван точно помнил, что снились ему, как и обычно в последнее время, бабы. Вероятно, не те, что на невольничьем рынке да в ногайских юртах, про которых рассказывал Ильяш, а может и они – во сне не разберешь.
От нечего делать, Иван принялся рассматривать разнообразный мусор, в обилии раскиданный по дну ямы. Среди костей, камней, кусков кожи и тому подобного, ему иногда попадались черепки от разбитых глиняных горшков. Некоторые были вроде русских или татарских, серые или желтые, а в общем ничем не примечательные, но другие черепки были совсем необычными. На ярко красном или коричневатом фоне были черным цветом изображены человеческие фигурки: голые и одетые, с оружием и без, сидячие, стоячие, лежачие… Люди были непохожи на русских, татар, ляхов, волохов и представителей других народов, с которыми Ивану довелось в своей жизни встречаться. Они были необычно одеты, чаще всего в какие-то бабьи сарафаны или юбки, а то и вовсе раздеты. Увидев последних, Иван чуть не выкинул черепок куда подальше, ибо если бы его поймали с ним в руках и заподозрили в том, что он сам разрисовал черепок, судьба его была бы незавидной. Но, упрекнув себя за малодушие, Пуховецкий продолжил рассматривать рисунки. В основном содержание их было весьма однообразно: кряжистые жилистые мужики в бабьих юбках, хороших ляшских гусарских панцирях, коротких валенках с крестообразными онучами и странных шлемах, более всего напоминавших головной убор супруги Ильяша, но, вероятно, железных, рубили друг друга короткими прямыми саблями или кололи копьями. Но один черепок выделялся из этого ряда. Иван подумал, что действие картин, изображенных на нем, происходит, скорее всего, в бане. На первом рисунке два совершенно голых мужика с довольным видом полулежа пили из мисок вино, большой кувшин с которым стоял между ними. На другом, один из мужиков продолжал лежать, а другой стоял над ним с поднятой рукой. Что было у него в руке – оставалось неясным, эта часть черепка не сохранилась. Все было весьма похоже на битье батогами, но, с другой стороны, один мужик другого мог просто парить веником. Наконец, еще на одной картинке были изображены уже мужик с бабой, а делали они такое, что Иван, не будучи неженкой, сплюнул, перекрестился и отбросил черепок в сторону. Но вскоре рука его, словно против воли, опять потянулась к проклятому куску глины. В голове всплыло выражение "эллинский разврат", которое почему-то упоминалось в училище, но, конечно, без поясняющих рисунков.
"Баня!! Баня, баня, баня!!" – сверкнуло вдруг в голове Пуховецкого. От радости и от досады на свою прежнюю недогадливость, Иван стиснул зубы и пару раз больно ударился затылком о стену. Ну конечно! Ведь отвратительный сарай, очистка которого (вернее, упорное нежелание Ивана ей заниматься) стала причиной его заточения, этот самый сарай был не чем иным, как баней или мыльней. Став жертвой караготских обычаев, по назначению он уже давно не использовался, но все же это была баня! Быстро, как и всегда, приняв решение, Пуховецкий изо всех сил закричал: "Илья-а-аш!". Дозваться карагота было непросто, но Иван, устремившись к цели, бывал неудержим. Наконец то ли заспанный, то ли просто усталый Ильяш показался среди прутьев решетки. Он вопросительно и недовольно посмотрел на Пуховецкого.
– Ильяш!
– Чем, царское величество, порадуешь?
– Ильяш, не хотел я против ваших правил идти и двор твой осквернять, но больше терпеть не могу, умираю.
– Не от чрезмерного ли труда?
Не обращая внимания на издевку карагота, Иван продолжал.
– Ведь мы, русские, стыдно сказать, чуть ли не каждый день моемся, баня нам сил придает. А у тебя я сколько месяцев просидел – и ни разу. Вот и не работается мне…
– На море тебя свезу как-нибудь, но уж попробуй потом, государь, не работать! В следующий раз на море топить повезу.
– Нет, Ильяш, это не то: в баньке надо попариться, чтобы жар, вода горячая.
– Да где ж я возьму такое? Разве что мыльню расчистить… Ванька, верблюжий ты хвост, я же тебе и сказал мыльню расчищать, а ты??
– А вот если дашь потом попариться – за полдня расчищу.
Ильяш подозрительно посмотрел на Ивана.
– Ну, будь по твоему. Но если уж опять бока отлеживать станешь – на себя пеняй, ямой не отделаешься.
– Нет, Ильяш, царское слово – верное.
Ильяш расхохотался, и уже дружелюбнее поглядел на Ивана.
– Ладно, государь, надо мне, холопу твоему, в дом идти. Для этого звал, или еще чего скажешь?
– Ступай, Ильяш. Разве что… Где такое раздобыл, или сам намалевал?
Пуховецкий подхватил с земли черепок со срамными картинками и ловко подкинул его прямо Ильяшу в руки. Тот сначала с недоумением, а потом и с ужасом уставился на него, затем отбросил в
Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 215
