взглянула на себя в зеркало. На нее смотрела незнакомка. Платье плотно облегало фигуру, вырез открывал грудь, юбка обрисовывала очертания бедер, а потом расходилась пышными складками – силуэт девушки напоминал распустившуюся лилию на тонком стебле. Короткие рукава с рюшами обнажали руки. Черные Метки четко выделялись на смуглой коже, хотя гламор надежно скрывал их от взглядов простых людей.
По словам Мэтью, мадам Босолей, чей салон располагался на рю де ла Пэ, по соседству с прославленными модельерами – Вортом, Жанной Пакен, – была хорошо знакома с миром Сумеречных охотников. «Гипатия Векс одевается только там», – сообщил он девушке за завтраком. Прошлое мадам было окутано тайной, и Корделия считала, что это очень по-французски.
Под платьем почти ничего не было – очевидно, последняя парижская мода требовала, чтобы женская одежда подчеркивала силуэт. Упругие пластинки были вшиты непосредственно в верхнюю часть платья. На груди ткань была собрана в розетку, корсаж был украшен шелковыми цветами; из-под пышных юбок виднелось золотое кружево. Вырез на спине был еще глубже, чем на груди. Это было настоящее произведение искусства, о чем Корделия и сообщила мадам (через Мэтью в роли переводчика), пока хозяйка салона суетилась вокруг нее с подушечкой для булавок, что-то поправляя и подкалывая.
Портниха улыбнулась.
– Моя задача очень проста, – сказала она. – Мне нужно лишь подобрать достойную оправу для исключительной красоты, которой наделена ваша супруга.
– О, эта дама вовсе не моя супруга, – сообщил Мэтью, сверкнув зелеными глазами. Ничто не доставляло Мэтью большего удовольствия, чем скандальные высказывания.
Корделия, повернувшись к нему, сделала грозное лицо.
Надо отдать мадам должное – она даже бровью не повела. Может быть, дело было просто в том, что они находились во Франции.
– Alors[5], – продолжала она. – Мне редко приходится одевать женщин, обладающих такой редкостной и естественной красотой. Парижская мода создается для блондинок, но блондинкам нельзя носить такие цвета. Это цвет крови и огня, слишком яркий для бледной кожи и бесцветных волос. Светловолосым женщинам подходят кружева и пастельные тона, но мисс?..
– Мисс Карстерс, – подсказала Корделия.
– Мисс Карстерс выбрала именно ту ткань, которая лучше всего сочетается с ее волосами и цветом лица. Когда вы войдете в гостиную, mademoiselle, взгляды всех мужчин устремятся к вам, как мотыльки к пламени свечи.
Мисс Карстерс. Корделии недолго довелось побыть миссис Корделией Эрондейл. Она знала, что нельзя привязываться к этому имени. Расставаться с ним было больно, но она немедленно взяла себя в руки. Она не поддастся постыдной жалости к себе. Она – Карстерс, Джаханшах. В ее жилах течет кровь древнего героя Рустама. Если ей захочется, она будет одеваться в пламя.
– Такое платье заслуживает украшения, – задумчиво произнесла мадам. – Ожерелья из рубинов, оправленных в золото. Эта штучка прелестна, но слишком мала. – Портниха кивнула на крошечную золотую подвеску, блестевшую в вырезе платья. Миниатюрный земной шар на тонкой золотой цепочке.
Это был подарок Джеймса. Корделия знала, что следует снять украшение, но была еще не готова. Почему-то ей казалось, что это будет означать окончательный разрыв, а это серьезнее, чем перечеркивание брачной руны.
– Я бы охотно накупил ей рубинов, если бы Корделия мне позволила, – сказал Мэтью. – Увы, она отказывается.
Мадам была озадачена. Она явно решила, что Корделия – любовница Мэтью. Но тогда с какой стати она отказывается от драгоценностей? Хозяйка салона похлопала Корделию по руке, жалея ее за отсутствие деловой хватки.
– На рю де ла Пэ вы найдете замечательные ювелирные магазины, – заметила она. – Возможно, взглянув на витрины, вы передумаете.
– Возможно, – пробормотала Корделия, борясь с желанием показать Мэтью язык. – Но сейчас меня больше волнует одежда. Как уже объяснил мой друг, чемодан с моими вещами потерялся по дороге. Вы сможете прислать эти туалеты в «Ле Мерис» к сегодняшнему вечеру?
– Разумеется, разумеется, – закивала мадам, удалилась к прилавку, расположенному в противоположной части зала, и начала выписывать счета.
– Ну вот, теперь она думает, что я твоя любовница, – прошипела Корделия, подбоченившись.
Мэтью пожал плечами.
– Это же Париж. Любовницы здесь встречаются чаще, чем круассаны и эти нелепые крошечные чашечки кофе.
Корделия сердито фыркнула и ушла в примерочную. Она старалась не думать о стоимости заказанных туалетов: одного красного бархатного платья для холодных вечеров и еще четырех других. Для нее сшили прогулочное платье в черно-белую полоску с таким же жакетом, изумрудное атласное платье со светло-зеленой отделкой, черное вечернее атласное платье с глубоким вырезом и шелковое платье кофейного цвета с отделкой из золотистых лент. Анна была бы очень довольна, но Корделия знала, что ей придется отдать все свои сбережения, чтобы расплатиться с Мэтью. Он предлагал ей взять расходы на себя, говорил, что для него это сущие пустяки – дед и бабка с отцовской стороны оставили Генри большое наследство. Однако Корделия не могла принять этот подарок. Она и без того многим была обязана Мэтью.
Переодевшись в старое платье, Корделия вернулась в салон. Мэтью уже заплатил портнихе, и та подтвердила, что доставит заказ вечером. Одна из манекенщиц подмигнула красавчику-англичанину, когда они выходили на людную улицу.
Стоял погожий день, синее небо было безоблачным – этой зимой в Париже, в отличие от Лондона, снег не выпал, и на улице было холодно, но солнечно. Корделия с удовольствием согласилась пройтись пешком до отеля вместо того, чтобы нанимать фиакр, парижский аналог кэба. Мэтью, спрятав книгу в карман пальто, продолжал рассуждать о красном платье.
– В кабаре ты сразишь всех наповал. – Мэтью, очевидно, считал, что одержал маленькую победу. – Никто даже не взглянет на танцовщиц. Хотя нет, ведь танцовщицы будут нарумянены и украшены дьявольскими рожками, так что, возможно, они привлекут внимание… ненадолго.
Он улыбнулся ей – той самой Улыбкой, которая смягчала сердца старых сквалыг и грубиянов, заставляла плакать волевых мужчин и женщин. Сама Корделия тоже не могла устоять перед ней. Она улыбнулась в ответ.
– Вот видишь? – сказал Мэтью, обводя широким жестом городской пейзаж – широкий парижский бульвар, разноцветные маркизы над витринами магазинов и кафе, в которых женщины в великолепных шляпках и мужчины в модных полосатых брюках согревались чашечками густого горячего шоколада. – Я же обещал, что ты хорошо проведешь время.
Хорошо ли она проводит время, спросила себя Корделия. Возможно, да. Пока что ей более или менее успешно удавалось отвлечься от кошмарных воспоминаний о том, как она разочаровала всех, кто был ей дорог. В конце концов, в этом и состояла цель заграничного путешествия. Если ты потерял все, убеждала она себя, почему бы не насладиться оставшимися тебе небольшими радостями жизни? Ведь такова была философия Мэтью, верно? Ведь
