Они на столько глухи, что, когда Всевышней говорит с ними, они сразу хватают тех, кто слышит Его и запирают вдаль от общества. Тут, признаюсь, я не против. Но, они так же поступают с теми, кому Всевышний дает знания. Если бы хоть один из них, хоть раз, обратил внимание, каким даром может обернуться та идея, которая поселена в их голове, то они бы уже давно могли бы жить в вечности. Но они стремятся как могут сокращать своей век. Как ты можешь этого не видеть?
— Я вижу. Вижу и стараюсь их убедить в обратном. Они стали мыслить. Да, мыслить. И не надо смотреть на меня так, будто я приписываю им что-то фантастическое. Они мыслят. У них куча идей, куча мыслей. Они прекрасные философы, они отличные мыслители и учителя, и даже…
— Даже не могу обучиться учиться. Они так быстро пресыщаются знаниями. Их мозг был уникальным даром Всевышнего. И на что они его потратили. Создали парочку дельных изобретений. Научились даже в какой то мере восстанавливать его, сами же травмируя. Но так и не поняли зачем он им дан. Они же даже не могут отличить правильные мысли, от губительных. Они в своих мыслях все глубже уходят в порочность. Даже мне уже надоело иметь дело с отделом самоубийств и наркомании. Ты так давно среди них, что даже у тебя я слышал эти мысли. Зачем говорить, что они могут мыслить, если этот процесс так же приводит к их гибели. Но раз так. То чем же тебе нравятся их мысли?
— А ты когда-нибудь видел, как они мыслят позитивно. Как создают произведения, как пишут книги и стихи. Как они прекрасны, когда мыслят о вечном, как же их преображает мысль о любви. Ты когда ни будь чувствовал это. Ты хотя бы допускал мысль, что можешь быть любим и любить?
— Я бы рассмеялся во весь голос, но боюсь они оглохнут от этого. Ты действительно говоришь о любви? Ты сейчас решил сыграть эту карту?
— Даже если так.
— Ты решил коснуться вечного сам. Ты предал нас ради любви, ты испил ее до дна. И что ты имеешь?
— Я счастлив, у меня есть будущее не только в вечности, но и в этом странном мире. Разве этого мало.
— Счастлив? Ты так это называешь. Чтож. Наверное, с веками я стал забывать понимание этого слова.
— Не утрируй. Я не верю, что ты испытывал это чувство
— А ты? Хорошо. Пусть так. Ты любил и был любим. И что? Что ты имеешь теперь. Ты напугал легион. Ты действительно решил быть человеком. Эта любовь почти тебя убила. Ты уже полвека страдаешь от этого. И что ты предпринял. Ты дал возможность легиону править бал. Он хотел тебе угодить и за десятилетие дать тебе шанс ожить. А что сделал ты? Ты влюбился. И к чему это привело? Легион уволок тебя в самые глубины твоего разума и запер. Если бы не он, то легион бы разорвал тебя. Но он, почему-то решил, что можно тебя отпустить. Ты вернулся к миру, а что потом. Потом ты испугался легиона. Да. Ты не ждал что легион тоже захочет любви. А он взял и захотел. И все это привело к моему присутствию
— Я не испугался. Я просто не стал мешать.
Он закурил последнюю сигарету. Отвернулся и даже покраснел. Он надеялся, что Господин не заметит этого. Но, ничего, особенно во мраке, не утаишь от Господина.
— Ты что это удумал? Ты покраснел. Ах да. Любовь, при чем я бы понял, что хотя бы любовь к человечеству. Но нет. Ты снова избрал себе женщину. Легион?
— Да господин.
— От Него пока толку нет. Расскажи мне вот что. Как ваше тело?
— Все болит, Господин. Мы уже устали. Наша спина, Господин, она болит как никогда. Мы не знаем, что это. Но мы каждый день говорим Ему, что это нас убивает.
Господин разозлился. Он встал, обошёл стол и вплотную подошел к Нему.
— Ты что удумал! Ты как посмел издеваться над легионом!
Он опустил взгляд.
— И после этого ты все еще требуешь что-то от легиона! Ты посмел наказать его, за то, что он вызвал меня, хотя сам толкал его на это!
Он побледнел. Он сразу понял, что сейчас произойдет, но был готов на всё ради этого. Как бы он не старался обелить человечество. Козырей кроме детей у него не оставалось. Он был готов начать об этом, пытаясь усыпить прозорливость Господина и выиграть спор. Но Господину наскучил разговор раньше, чем он дошел до этого аргумента. А вот Господин понял это разочарование и игру уже давно. Но, Он надеялся, что укроет от Господина основную страшную мысль, как скрыл ее от легиона.
— Ты! Ты всего лишь эгоистичная тварь! Наверное, ты больше человек чем я думал!
— Но они мои!
— Они не твои! Они Демона! Они властителя войн, вершителя судьб. Они хозяина легиона, а не жалкого пса!
— Они мои.
— Нет. Ты хотел быть человеком! Ты стал им! Я был готов простить тебе все! Но ты не поступился ничем! Ты, в угоду своему желанию, предал легион!
В этот момент спора между Господином и Им, легион не понимал, что же происходит. Такой умственный процесс сбивал с толку весь легион. В одну секунду легион получал сотни команд, которых не мог понять. От него требовали придумать что сказать, при этом не говоря, что происходит. Легион был в панике.
— Я умоляю. Верни!
— Ха! Это ты умоляешь!
— Да. Хотя бы последний раз взлететь.
— Ладно. Я готов дать тебе 2 пера и точка, это будет мой дар тебе за верную службу. Твои дети достойны лучшей жизни чем людишки. А тебе… Никаких полетов, смертный.
— А как же полноценные крылья! Они мои!
— Тебе больше не видать покрова ночи!
Где-то внутри легион затих. Они не понимали, что именно, но услышали, что хозяина лишили самого главного. Теперь выбор за ними.
— Легион! К тебе обращается Господин! Ты останешься с ним или вернёшься в обитель?
Такого развития событий никто не ожидал. Легион затих. Сегодня они должны были подтолкнуть Его к возврату в обитель, а теперь уйти предлагают только им.
— Мы не знаем. Мы легион, всегда были с Ним. Мы — это он.
Он молчал. Он понимал, что более не властен вставить даже слово. Он предал легион. А виной всему эта проклятая любовь. Неужели так сложно было поддержать легион. И боль. Человеческая жизнь полна боли.
