лампочки, разглядела на незнакомце мокрый ватник и галифе. При этом пришелец был бос, что не лезло ни в какие ворота. Не та нынче погода, чтобы разгуливать босиком. Даже поселковый дурачок Тузик шатался по улицам в кирзачах, которые, впрочем, не снимал и в жару. На мгновение Але стало страшно, но она взяла себя в руки. В конце концов, чужак вовсе не казался страшным. Скорее — жалким. Может, с ним что-то случилось? А даже если он по пьяному делу и забрел не туда, не выставлять же его со двора в такой ливень. «Пусть посидит в сенях, очухается, — решила Аля, — как дождь утихнет, дам ему старые отцовские сапоги и отправлю восвояси».
— Ну что вы там стоите?! — перекрикивая грохот ливня, спросила она. — Заходите в сени!
Отступила в кухню, чтобы незнакомцу было куда войти. Он качнулся вперед, ухватился темной рукой за перила крыльца, поднялся по ступеням, перешагнул порог.
— Дверь за собой прикройте! — велела хозяйка.
Ночной бродяга недоуменно оглянулся на черный, в блескучих дождевых нитях проем незапертой двери, словно не понимая, о чем речь.
— Вам русским языком говорят! — возмутилась Аля. — Дом выстудите!
Чужак убрал спутанные влажные волосы с лица, и она увидела, что оно загорело до черноты, что глаза у него светло-серые, короткий прямой нос облуплен, а полные губы обветрены.
— Ватник снимите, — распорядилась хозяйка со вздохом. — А то вы мне все половицы заслякотите… Да ступайте в дом.
Все так же молча незнакомец подчинился. Аля увидела, что под ватником у него гимнастерка — старая, какие еще в войну носили, но при этом сшитая из странного блестящего материала, цвета болотной зелени. И даже, пожалуй, не сшитая — не видно было ни единого шва. «Чудак какой-то, — растерянно подумала она. — Стиляга». Посторонилась, пропуская непонятного бродягу в кухню, и, наконец, заперла входную дверь. Когда Аля вернулась на кухню, чужак торчал посреди нее столбом и у босых, испачканных глиной ног его скопилась бурая лужа.
— Ну вот, — вздохнула хозяйка. — А я вчера убиралась… Вот что… Я сейчас нагрею воды, и вы помоетесь…
Ночной бродяга неумело улыбнулся ей и просипел раздельно, словно едва научившийся говорить ребенок:
— Спа-си-бо…
Вышло это у него так жалостливо, что у Али защемило сердце.
— Не за что, — пробурчала она. — Сами будете за собой вытирать.
Незнакомец и впрямь был как младенец. Он не понимал и не умел простейших вещей. Аля испугалась даже, что его придется мыть. Оставив все же ночного гостя одного за занавеской, где на табуретке стоял таз с мыльной горячей водой, она то и дело с необъяснимой тревогой поглядывала на теневой силуэт. Странный был это силуэт, изломанный какой-то, словно у незнакомца искривлен позвоночник. Аля поглядывала и прислушивалась. Булькала вода, звонко расплескиваясь по полу. Наконец прихотливо изгибающаяся тень на занавеске замерла, слегка накренившись вперед. Похоже, чужак закончил омовение. Аля поднялась с полотенцем и отцовским исподним в руке. Подошла, сунула за занавеску. Скомандовала учительским голосом:
— Вытирайтесь и одевайтесь.
Возникла пауза. Незнакомец будто не решался взять белье. Наконец рука гостеприимной хозяйки опустела. Аля облегченно вздохнула и пошла накрывать на стол. Мимоходом взглянула на ходики. Стрелки показывали половину двенадцатого. Поздновато для чаепития, но как еще согреть промокшего под дождем гостя? Не самогоном же его отпаивать. Незнакомец вышел из-за занавески, когда Аля расставляла чашки и блюдца. Вода в чайнике закипала с затихающим гулом. Шумел за окнами дождь. Уютно тикали ходики. Неудивительно, что Аля вздрогнула, когда белая фигура бесшумно возникла перед ней. Она подняла взгляд. Чужак стоял у стола, несмело улыбаясь — длинные, будто у девушки, волосы были рассыпаны по плечам. Он и в самом деле был весь перекошен, как случается при серьезном искривлении позвоночника.
— Да сядьте же вы, — раздраженно произнесла Аля.
В приступе острой жалости она нередко становилась грубоватой.
Пришелец подчинился. Именно подчинился, а не уселся с охотой за стол, где стояли розетки с вареньем и корзинка с баранками. Але стала неприятна его деревянная исполнительность, будто к ней ввалилась посреди ночи марионетка, а не человек, но хозяйке не пристало демонстрировать недобрые чувства гостю, пусть и незваному. Она налила ему чаю, выложила на блюдце черничного варенья. По учительскому наитию решила сама показать, что и как следует делать. Чужак внимательно наблюдал за нею. Потом попробовал повторить. Вышло у него неплохо. Аля уже не считала его пьяным. Перегара не ощущалось. А что до немного неловких и отрывистых движений, то они легко объяснялись его увечьем. Как бы то ни было, чаепитие худо-бедно началось. Пришло время поговорить.
— Меня зовут Алевтина, — вновь проявила инициативу хозяйка. — А вас?
Гость уставился на нее в остолбенении. В глазах его мелькнула растерянность. Он нахмурился, словно пытался припомнить давно забытое, наконец выдавил:
— Ми-ша…
— Очень приятно, Миша, — подхватила Аля. — С вами что-то произошло? Вы заблудились?..
Она осеклась. Стало страшно. Разные неприятные вопросы завертелись в голове. А ведь и в самом деле — кто он такой? И как сюда попал?
— За-блу-дил-ся… — вновь подал голос Миша. — Не зна-ю ку-да ид-ти…
— А откуда вы?
В серых глазах чужака плеснуло отчаяние. Он наморщил лоб, наконец медленно, будто пробуя каждое слово на вкус, произнес:
— Из Ле-нин-гра-да… Ни-жне-яр-ска… Ма-лых Пи-хт…
«Вот так объяснил», — пригорюнилась Аля.
— Вы приехали из Ленинграда в Нижнеярск? — уточнила она на всякий случай. — А потом попали к нам?
Миша судорожно кивнул, словно успел задремать и клюнул носом.
— Вы ехали сюда и заблудились? — продолжала допрос хозяйка.
Гость болезненно сморщился, словно вопрос был ему неприятен.
— Вой-на… — невпопад пробормотал он, подумал и добавил: — Э-ва-ку-а-ци-я…
— Ого! — воскликнула Аля. — Так вы давно здесь?
Но Миша отрицательно помотал головой.
Вот и пойми его.
Разговор не клеился, и она решила, что не стоит мучить гостя. Молча допили чай. Потом она постелила Мише в комнате отца. И прежде чем лечь самой, убрала со стола. Выплеснула в дождящую тьму грязную мыльную воду из таза. Подобрала в прихожей ватник. С него уже не текло, как раньше, но он все же был изрядно промокшим. Следовало его просушить. Как и на гимнастерке, на ватнике не было швов. И вообще он казался ненастоящим, словно это была не телогрейка, а ее тщательно выполненная копия, сделанная из материала, лишь приблизительно напоминающего хлопчатобумажную ткань. Из той же ткани были сделаны и гимнастерка, и галифе. Может, Миша иностранный шпион? Правда, образ шпиона, почерпнутый из кинофильмов и книг, плохо сочетался с обликом заблудившегося ребенка-переростка, каким предстал перед ней нежданный ночной гость.
Заслать такого к нам —
