знать, я всего лишь Проводник.
— Я думал, такие, как ты, ну, которые между мирами души проводят, вообще все на свете знают.
— Все на свете знает лишь Царь всего сущего. И я не провожу между мирами твою душу — я провожу тебя целиком. Человек — цельная личность, из тела, души и духа. И при перемещении в другой мир разрушать эту цельность нельзя.
— Уу, философия, люблю ее. Ну, хоть что-то сообщить мне можешь полезное? Что я там делать-то буду?
— Выживать. Не думай, что королем станешь в новом мире. Это не история из книжки про попаданца, который пришел в новый мир и завоевал его. Тебе придется бороться за право жить.
— Час от часу не легче. А, собственно, в таком случае, чем же эта новая жизнь от моей прежней будет отличаться? — усмехнулся я. — Ну ладно, а как я приспособлюсь к новому миру? Порядки там, язык…
— В твое сознание будет вложено знание местного языка. С остальным разберешься постепенно. Не волнуйся об этом. Думай лучше о том, что третий шанс тебе не выпадет. Постарайся прожить жизнь в новой реальности достойно. Ты мог уже быть в могиле, но ты все еще жив — и можешь прожить долго, если приложишь к этому усилия.
Я задумался. Кто-то на моем месте тут же ляпнул бы — давайте второй шанс, не хочу помирать. А я вот задумался. Надо ли оно мне — опять бессмысленное существование ползучего насекомого, борьба за право жить и прочая, прочая, прочая? Опротивело ведь еще в своем родном мире. Но хочу ли я умереть? По-настоящему — окончательно и бесповоротно? Вот так, чтобы больше никогда не ступить на мягкую траву босыми ногами? И не увидеть грозового неба, разрезаемого молниями? Не откусить огромный ломоть ледяного мороженого и не почувствовать, как оно холодом обжигает горло? Не понять ничего, не отыскать ответов на вопросы, не пожить, как нормальный человек, не стать лучше, чем я был?
— Кажется, мне еще хочется пожить, — вслух озвучил я свой выбор.
— Хорошо. Но пути назад не будет. Да, кстати, ты попадешь в мир, где существует магия. Советую не удивляться этому. И еще — давай без нововведений.
— Это ты про прогрессорство, что ли? — улыбнулся я лучу.
— Да, вы так это называете. Но ты должен запомнить, что каждый мир должен развиваться по собственному пути и до всего доходить своим умом.
— Принято к сведению. Да и не инженерный у меня ум, чтоб там Леонардо да Винчи из себя строить. Я гуманитарий. Философию Сартра продвигать там могу…
— Давай без шуток, Даниил. — Луч говорил серьезно.
— Ну ладно, ладно… — проворчал я. — А если я помру в том мире, что будет?
— Твоя смерть будет окончательной.
— Уже без шансов на другие миры?
— Верно. Поэтому постарайся жить достойно.
— Знать бы еще, как это…
— Твое сердце знает, Даниил.
Да он пафосный проповедник! Аж каждое слово этим пафосом сочится!
— Ты уверен в своем выборе, Даниил?
— Нет, но он сделан. Давай — отправляй меня куда бы то ни было…
— Тогда я прощаюсь с тобой. Помни — твое сердце знает, какой путь выбрать… — Луч начал угасать.
Мне показалось, у меня началась тахикардия. А еще ладони вспотели. Фуух, страшно-то как! Ну что ж… поглядим, что за новая жизнь мне там уготована.
Мое сознание словно бы начало становиться вязким и тяжелым. Я понял, что скоро отключусь. Я попытался снова вспомнить что-то хорошее из своего прошлого, но на этот раз мне почему-то в мысли приходили лишь строки из «Жить вопреки» Кипелова.
Глава 2. Жизнь в… выгребной яме
Я открыл глаза. Какого хрена? Я стоял за каменным выступом в каком-то… подземелье? Пещере?
Шум и гвалт стояли невообразимые.
Выглянув за выступ, увидел толпу непонятных бродяг-оборванцев. Час от часу не легче. Кто эти люди? Почему я здесь? Где это — здесь?
Неожиданная вспышка озарила мои мысли. Разбитый телефон. Автомобиль, готовый вот-вот раздавить меня в кровавую лепешку. Мрак небытия (да-да, то было не небытие, но как еще назвать то пространство, которое на самом деле не пространство, в котором я находился?). Луч, который на самом деле Проводник между мирами. И сейчас я, получается… в другом мире? Во делаааа…
Отирая ладонью вспотевший от напряжения и панического волнения лоб, я осторожно высунул голову из мнимого укрытия.
— Эй, ты! Тебе говорю, дерьма кусок!
Я не сразу понял, что мерзотного вида амбал, стоящий в десятке шагов от меня, обращается ко мне. Ростом не менее двух метров, в ширину уступает ненамного, бритая наголо голова вся изрисована странного вида татуировками (увидеть которые я смог лишь потому, что мужик нагнулся, дабы поднять кирку, которых было накидано прилично у стены), здоровенные ручищи с играющими мускулами, широкие сросшиеся брови, квадратный подбородок, неприятные, налитые злобой глаза, казавшиеся почти бесцветными. М-да, нутром чую, с этим типом мне скорешиться не дано.
— Мне? — глуповато переспросил я, пытаясь напялить на непослушные губы дружелюбную улыбку.
— Ты оглох? Кому еще? Давай, раб, шевели конечностями.
— М-м… простите, что от меня требуется?
— Да ты тугодум, что ли! Кирку хватай и вали за остальными работать, куриные ты мозги!
Что ж, хорошо уже то, что местные метафоры мне вполне знакомы. Взяв у амбала кирку и, совершенно не соображая, что за хрень творится вокруг, поплелся за другими оборванцами. Попутно я поднял взгляд к свету. Источник его здесь был один — огромное отверстие на высоте десятка метров. Солнца не видать, но небо чистое и ясное. Сверху была спущена веревочная лестница, по которой ползли вниз нескончаемым потоком оборванцы.
Оборванцы… а я сам-то? Запоздало я принялся осматривать свой прикид. Похоже, при переносе в другой мир я был упакован в более подходящую для местных реалий одежду — потертая, грязно-серая туника висит лохмотьями, широкие темные штаны местами порваны, кожаные сандалии жутко натирают ступни. На меня накатил неожиданной волной страх: я стал ощупывать лицо и волосы. Фууф… без зеркала сказать сложно, но, кажется, это я. Не хотелось бы в новой, чужой тушке оказаться. Ох, я действительно тугодум. Говорил же Проводник, что личность в цельном виде переносится. Ух, от сердца-то как отлегло.
А язык-то?! Да ведь я говорил с тем переростком не на русском! Это что творится-то? Фантастика, да и только!
Мы шли по бесконечному тоннелю. Камень, мрак, сырость и прохлада. Удручающая картина. Тоннель углублялся все ниже. Мрак стал настолько непроницаемым, что на стенах появились факелы. А для чего тут освещение?