в начальстве, о чем расказывают в Одессе на каждом углу, — о Молдаванке! Как будто она, а не Одесса город-Герой!
И, — мой собеседник поднял палец, — Одессу решили наказать. Чтобы неповадно. Неповадно — вы поняли? Ведь в Одессе есть еще Пересыпь, Слободка, и мало ли что может случиться на Фонтане…
Но как наказать сразу всю Одессу?
Кто-то из начальства придумал. Придумал…
Представьте себе: вы просыпаетесь утром, выглядываете на улицу — а там все изменилось!
Все изменилось: в подвальчиках, где торговали вином — помните, сколько их было, — сотни! — так в этих подвальчиках повесили объявления:
ВИНО ОТПУСКАЕТСЯ ТОЛЬКО НАВЫНОС
Навынос! То есть: если у вас пересохло во рту, вы не можете спокойно спуститься в прохладный подвал, постоять в спокойной очереди, спокойно заказать стакан вина, спокойно его выпить и сказать кому-то какое-то слово — мало спокойных слов на свете? Они в хорошее время так и просятся!
И вот: это все вы уже не можете сделать. Потому что "навынос"! Как выносить куда-то вино? Домой? Так там же его вам отравят! Чем? Словом! Которое как яд! А на улицу — так что, выносить его в ладони? И пить украдкой, как воробей растаявшее на асфальте мороженое?
Короче — кошмар!
Но это — не забывайте — случилось в Одессе. Может она долго выносить кошмар? Ее, конечно, к этому, как всех, приучали… Но что получилось? Ребенка сто лет учишь музыке, а из него выходит врач-проктолог! Ребенка учишь за хорошие деньги математике и географии — а из него вырастает бандит и едет хулиганить в Южную Африку, которую ему показал его учитель! Одесса была по правилам и с этими усатыми-бородатыми только на плакатах. А в жизни — она была как в жизни. Она сама себе учитель…
Ну так вот: у входа в подвальчик появился… ну такой пожухлый, но в пиджаке с большими карманами. И он у всех спрашивал, или не нужна ему тара. И в карманах у него звенело стекло.
Кто заходил, тот брал у этого швейцара стакан и ставил на стойку. И заказывал:
— Навынос!
Вы видели когда-нибудь в Одессе каменное лицо? Чтобы как у памятника? Хотя оно и кровь с молоком? Вот такое лицо было у всех продавщиц в тогдашних винных подвальчиках.
Вам наливали смесь крепкого и сухого — им тогда освежали горло в Одессе — а лицо у девушки было каменным. Стакан — ее? Нет! Это тара покупателя? Да! Вино только навынос, как сказано в Указе?
— Вы, гражданин, выйдите за порог, а там хоть на пол, хоть на голову выливайте!
Другой посетитель вытаскивал из портфеля поллитровую молочную бутылку и заказывал:
— Стакан. Навынос.
Что вам сказать? Вино как лилось раньше рекой, так и лилось. Только навынос. Власть за этим строго смотрела. Глазами каких-то там сотрудников. Я вам скажу, как она смотрела. Скорбя. Она что-то могла сделать? Скажите мне что, и я пошлю телеграмму в 1960 год. И там все повернут.
Теперь о том, как все это закончилось. Оно не могло продолжаться, потому что день ото дня становилось смешнее. Из чего только не пили в винных подвальчиках! Хотите навынос? Вот вам навынос! Кто мне скажет, что я пью не навынос? Одесса уже смеялась с этого слова. Оно стало самым модным. Указ прозвали "навыносимым". И еще — полусухим законом.
И как все это закончилось? Вот как. Зашел в подвальчик на Пушкинской какой-то гражданин с огромной бутылью в руках. Он поставил ее на стойку. А продавщица — помните про каменное лицо? — так она его спрашивает:
— Сколько? Пять литров или все десять?
Он говорит:
— Стакан.
И вот она ему наливает в десятилитровую бутыль стакан вина и — не меяется в лице. Оно у нее было невозмутимым, как у Джоржа Вашингтона на долларовой бумажке.
И этот гражданин отходит к порогу и делает через него законопослушный — чтобы все видели — шаг. И поднимает бутыль к синему небу, и пьет свой стакан, за который заплатил трудовые деньги.
Все смотрели на эту незабываемую картинку, а "швейцар" — тот только позвякивал пустыми стаканами. Это была немая сцена. Помните Гоголя? Так это было почище, чем в "Ревизоре"!
И тут другой гражданин подходит к законопослушному и нарушает немую сцену. Он ему говорит:
— Товарищ, вы не одолжите мне на минуточку свой бокал?
Знаете, что случилось в ту же ночь? (У нас если что случалось, так обязательно ночью, а утром все были свидетели очередного чуда). За ночь исчезли все объявления насчет "навынос"! И продавщица наутро уже улыбалась людям! И споласкивала каждый свой стакан! И спрашивала у знакомого посетителя:
— Вам навынос? Или как?
ДЯДЯ МИША ОТКРЫВАЕТ АМЕРИКУ
Дядя Миша не всегда одаряет меня рассказом. Настроение у старика, как у всякого человека, разное. Мало ли что на свете может повлиять на него! И погода, и жена, и случайно услышанное слово по телевизору, которое вмиг тянет за собой череду других, нанизанных, как выясняется после, на некую нитку, как жемчуг или янтарь. Или, если ближе к дяде Мише-рыбаку, — как бычки на кукан.
Вот он, глянув на меня и проверив, готов ли я слушать, откашливается и начинает:
— Что вам сказать!..
Или:
— Между нами, доминошниками, говоря…
МЕЖДУ НАМИ, ДОМИНОШНИКАМИ…
— …врачей в Нью Йорке собралось слишком много. Все газеты и телевидение только о них и говорят. Идешь по улице, и через каждый магазин — медицинский офис. Вроде бы жилой дом — ан нет: на нем вывеска о приеме больных.
Я думаю, врачей сейчас уже больше, чем больных. И скоро больные будут вообще нарасхват.
А отсюда вывод: желающие лечиться должны будут вести себя иначе. Как? Я вам скажу, что я сделаю в самом скором времени.
Я тоже заказываю вывеску. Вот какую: "Больной, Топоровский М.Я., 75 лет. Болезни: (перечисляю). Прием врачей (после 40 лет) с 4 до 5.30 по понедельникам, средам и пятницам. Процедуры принимаю на дому. Испанского не знаю, английского (пока) не понимаю. Переводчица (до 40) обязательна. Врачей с холодными пальцами прошу не беспокоиться. Желаю успеха!
ВОСЬМОЙ ЦВЕТ РАДУГИ
— Если я спрошу: кого в Америке можно назвать Знаменосцами Свобод — что вы ответите?
Вы пока промолчали… Ну, хорошо, я подскажу: чей путь в Америке усыпан розами?
Правильно. Это педики. Геи. (У них много прозвищ, народ на слова щедр, всех не перечислишь). В
