СЕРГЕЙ БАРУЗДИН
Два измерения…
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
*
Художник В. МЕДВЕДЕВ
© Оформление. Послесловие.
Издательство «Известия», 1986 г.
ПОВЕСТИ
САМО СОБОЙ…
Из жизни Алексея Горскова
I
Искусство не только реальность, а и сплав идеала с реальностью. Или: искусство — слияние правды окружающей жизни с идеальным.
Человек видит в искусстве то, что хочет.
Безнравственного искусства быть не может. Оно — зов нравственных и гражданских идей.
Художник — капля воды из моря общества.
Реализм — не низложение, не ниспровержение отставшего, умирающего. Ниспровержение не может быть идеей. Реализм — утверждение.
Идея не телеграфный столб, то есть отредактированная сосна. Идея — сама сосна.
В настоящем искусстве я себя познаю, себя узнаю. Познать себя — одна из самых прекрасных возможностей человеческого бытия.
Искусство старого живо до тех пор, пока оно обновляется новым мышлением.
Абстракцию нельзя ничем оживить.
Человек выражает в искусстве себя помимо своей воли. И в жизни так.
Можно нарисовать луч солнца и не увидеть радугу. Хуже: нарисовать радугу и не увидеть солнца.
Произведение искусства само по себе никакой цены не имеет. Только когда искусство сталкивается с человеком, который им пользуется, оно приобретает цену. Если человек ничего не может прочесть в искусстве, это — не искусство.
Сотворчество мое воображение — я рисую в чужом «свое».
Из Гоголя:
— Где нашли такие типы?
— В себе.
Христос и Пилат. Встреча двух миров, двух начал. И во мне то же самое.
«Избранное» не для избранных, а для всех. «Полное собрание» — для избранных.
Что значит сказать свое слово в искусстве?
Имею ли я право?
Борисов-Мусатов отличался от Репина не почерком, а мировоззрением. Как и Толстой — от Достоевского.
Начиная борьбу со злом, начни с себя.
В пятнадцать лет он плакал, читая Шиллера, Блока, Пушкина…
В двадцать мечтал о службе в Красной Армии, а попал в Академию художеств.
А потом — год 1940-й и год 1941-й…
Тогда на фронте было не до живописи.
Без биографии нет человека, а художника — тем более.
II
Боже! не слишком ли он умный? Все это и не совсем так.
Это — цитаты из монографии о нем, вроде бы признанном сейчас художнике. А если бы он писал сам?.. Впрочем, так написать он, наверное, не смог бы.
Милая женщина, даже дама, весьма образованная, но уж больно, ему казалось, молодая, часто и помногу говорила с ним, время от времени что-то незаметно записывая в маленький блокнот, и вот появилась монография. Даже Гоголя, Христа и Пилата использовала. Толстого и Достоевского. Шиллера вспомнила, Блока… К слову, почему здесь Борисов-Мусатов рядом с Репиным? Книга вышла к юбилею, да еще шестидесятилетнему. Издана вроде бы неплохо. Репродукции, конечно, отвратительные.
На обложке монографии выходные данные и фамилия — Е. М. Кайдарова. А в конце — Кайдарова Евгения Михайловна.
Ее зовут Евгения Михайловна.
И она снится ему по ночам — умная, легкая, обворожительно простая. Хотя виделись они раз пять-шесть, не больше.
Сейчас 1977 год. Юбилейный. Ему скоро будет шестьдесят, как Октябрю. Много? Мало? Ничего не сказал автору монографии о том, что он — ровесник Октября. Впрочем, она знает. Старый?
Что же с ним происходит?
Ведь, казалось бы, жизнь прожита, а его постоянно тревожит и зовет эта женщина!..
Любовь? В шестьдесят?
А ведь до юбилея дожить надо. И конечно, удрать от него! Некоторые этого не поймут. Но так будет лучше! Персональная выставка — потом! Потом! Потом!
Так и порешили!
С детьми советоваться! Глупо! Катюше — тридцать пять. Сходится, расходится. Косте — двадцать. Ничего не создал и, главное, не стремится. В армии и то не служил…
А когда мать умирала… Дети не лучшим образом суетились вокруг себя…
Телефон бы Евгении Михайловны узнать. Встречались не раз, не записал. Надо позвонить в издательство. И адрес, и телефон должны там быть.
А пожалуй, мысли его об искусстве она изложила правильно.
Не так уж глупо!
И она снится, снится ему.
Со своими задумчивыми глазами, с ясным лицом, с веснушками на коже, со светлыми льняными волосами, со своим запахом…
Она многое поняла в нем.
Интеллигентна.
Не так уж много сейчас интеллигентных людей! Хотя сегодня легко быть интеллигентным. Внешне, по крайней мере. И есть тут противоречие. В его годы, кажется, все было не так.
Вот и опять он ворчит.
И дети его, и даже обаятельная Евгения Михайловна — все под эту старую гребенку!..
А новая?
Где эта новая гребенка?..
Но в Евгении Михайловне не просто интеллигентность. Есть в ней что-то другое, завораживающее.
Он никогда не думал, что так может случиться.
Или с Верой у них было не то?
Нет, с Верой, хотелось думать, все было настоящее, но, наверное, по-другому.
И все-таки чего же им не хватало?
Может, духовной близости?
Она была стойкая. А он?
Когда он слушал теперь так редко исполняемый «Интернационал», плакал. И когда видел по телевизору детей, тоже часто плакал. Так и при Вере было, даже когда она тяжело умирала.
А вот то, что в двадцать мечтал о Красной Армии, Евгения Михайловна правильно написала. Хотя, кажется, не очень поняла то простое, что без биографии вообще нет ничего… Все остальное — верно. За малыми исключениями. Сталинскую премию получил третьей степени, а в монографии — Государственная без степени. А она все равно — третья степень. Все титулы — прекрасно, но работать надо. И попытаться что-то создать еще.
Об этом Евгения Михайловна написала. С его слов.
Но «Алексей
