консервную банку с водой.
Я выложил кусок вяленой оленины, чай, сахар, лепешку.
— Это все? — Мишка замотал головой. — Свежего мяса и рыбы не мог прихватить?
— И за это скажи спасибо. Да и ружье у нас есть.
Мы отрезали по куску оленины и принялись жевать. Вообще-то вяленое мясо надо варить и довольно долго, но единственная посудина занята чаем. Ничего, и так сжуем. Очень неудобно было собираться в присутствии Камчеыргина, вот и сунул в рюкзак, что под руку попало.
— Бычий хвост! — сказал Мишка, ворочая челюстями. — Я читал, один тип в Австралии на пари слопал собственную машину за три года. Только масло из картера слил… Эх, гульнем по приезде! В «Метрополь» сразу…
— Не, сначала в баню, — возразил я.
— Брось, у меня ванна.
— В баню хочу. В «Сандуны». Имею право на прихоть?
— Ладно, — великодушно согласился Мишка. — Потом в «Метрополь». Ананасы будем есть, бананы и персики. А потом в Лужники, на шайбу. Каково?
— Не верится, Миш. — Я зажмурился.
— Эх, одичал ты тут совсем, — покачал головой Мишка. — Состоится, все состоится… Вот увидишь…
В ушах что-то тихонько щелкнуло, и сразу поплыло ровное жужжание.
— Вертолет! — Я поднял голову.
Интересно: у меня в ушах всегда раздавался щелчок, если тундровую тишину нарушал посторонний звук.
Вертолет летел вдоль долины, с верховьев реки, откуда мы плыли. Хрупкая стрекоза верещала высоко в небе.
— Ох ты! — Мишка запрыгал на поляне. — Четыре дня экономии!
Я не успел опомниться, как он схватил нож и, одним взмахом отполосовав от сапога кусок подвернутого раструба, швырнул его в угли. Резина захрустела, потянул жирный дым.
— Давай сюда! — закричал Мишка, размахивая руками.
Вертолет медленно пролетел над нами и растаял в белесом солнечном свете.
— Пижоны! — Мишка шлепнулся на песок. — Мужская северная дружба! Все для человека! Да если я…
— Успокойся, — смеясь, сказал я. — Разве с такой высоты заметишь? Специально искать будут и то… А они своим курсом идут, вниз смотреть некогда. Сентябрь — геологов вывозят.
— А мы, значит…
— Да брось, сами дотопаем.
Каменные осыпи постепенно стали раздвигаться и часа через три распахнулись далеко в стороны. Река вырвалась в широкую долину, разделилась на два рукава, потом еще — и пошла дробиться по бесчисленным рукавчикам.
Впереди в синих дымах плавала двухголовая вершина высоченной сопки. Ровная тундра уходила на запад: рыжие осенние просторы, окаймленные по сторонам зыбкими грядами гор.
Берега проток густо поросли ольхой, серебрившейся в солнечных лучах, местами краснели заросли полярной березки, галечные косы оторачивали заросли кошачьей лапки и сон-травы. Кое-где торчали пожухлые букетики незабудок, по террасам пышно лежали мхи, пронизанные серебряными нитями ягеля.
— Смотри, как за сопкой блестит небо, — сказал Мишка.
— Море отсвечивает, — кивнул я. — У той горы как раз половина дороги.
Острова среди проток кишели зайцами. Молодые беляки таращили глаза чуть ли не под каждым кустом. Я прямо из лодки застрелил одного на ужин.
А река все бежала в пестрых берегах. Мимо плыли бесконечной чередой косы, галечные террасы. Вода растекалась по протокам и опять соединялась в одном русле, кружила, уводила в стороны и возвращала назад. Казалось, конца не будет этому лабиринту и мы топчемся на одном месте. Но очертания двухголовой горы прояснялись, становились резче, темнели, и она постепенно увеличивалась, закрывая нижнюю часть долины.
— Олени! — вдруг крикнул Мишка. — Вон, на правом берегу…
Стадо паслось в вытянутой, заросшей травой ложбине. Рядом кучкой резвился молодняк. Всего голов семьдесят. Я посмотрел кругом — признаков большого стада нет. Да и откуда ему тут быть — район нашей бригады.
— Приличный откол, — сказал Мишка. — А вон на бугре, смотри, какой здоровенный.
— Бык. — Я пригляделся. — Дикий.
— Ну и рожищи! — Мишка закрутил головой.
— Теперь они сюда набегут, гон вот-вот начнется, — сказал я. — Весь откол растащат, тут одни важенки с молодняком. Наши. Выходит, не всех собрали.
— Это что же, мы голов пятьсот тогда потеряли?
— Значит, так… Давай пристанем.
— Зачем? — удивился Мишка.
— Посмотрим. Может, что-нибудь сделаем… Шуганем в сторону бригады, потихоньку дойдут, а там наши увидят.
— Да ничем мы тут не поможем. И провались они пропадом! Нам плыть надо.
Даже не догадывается бригадир. А может быть, обнаружит нехватку? Наверняка обнаружит, он чуть не всех оленей в «лицо» знает. Но пока обнаружит, пока найдет…
— Горит премия бригады, — сказал я.
— С нас-то не успеют ничего высчитать, — подмигнул Мишка. — Только молчи в колхозе насчет откола да расписывай, как вкалывали до волдырей на пятках. А Камчеыргину записку можно отправить с вертолетчиками. Найдет, если не убегут.
— Корма тут хорошие, — сказал я. — Но вот дикари…
Бык смотрел на нас, пока лодка не ушла за поворот. Интересно: дикие олени совершенно не боятся человека, пока он в лодке, на воде. Но стоит выпрыгнуть на берег — поминай, как звали!
Над головами, сделав широкий круг, повисла чайка. Минут через пять собралась целая стая. Птицы суматошно галдели.
— Чего они разорались? И так нервная система растерзана! — Мишка схватил ружье и пальнул в небо. — Кыш, дармоеды!
Раз орут — какая-то опасность. Я огляделся. Что это? Навстречу нам с низовьев реки двигалась блестящая белая стена.
— Приехали, — показал я рукой.
— Чертова карусель! — Мишка швырнул за борт пустую гильзу. — Надо же — климат: жара, снег — все в одну кучу. Но мы прорвемся!
— Веселое занятие — валяться с воспалением на усадьбе, — возразил я. — Да и поспать надо — вторые сутки на ногах.
— Избави бог! — испугался Мишка. — Уговорил. Причаливай.
Белая завеса проглотила двухголовую гору целиком, размахнулась во всю ширь долины, спиральными языками росла вверх. В недрах ее родился тягучий, однотонный гул.
Все-таки мы успели выпотрошить и, насадив на палку, обжарить зайца. Я жарил, Мишка привязывал к кустам палатку. Банка с чаем закипела, когда вокруг стало темнеть. Резко рванул ветер.
Я глянул вверх и замер. Перед белой стеной без звука, сухим осенним листом несся вертолет.
— Смотри! — крикнул я Мишке.
Мы стояли, задрав головы, наблюдая, как машина на сумасшедшей скорости спасалась от разбушевавшейся стихии.
— Садиться им надо, — сказал Мишка. — Пропадут… Но драпают хорошо, черти! Асы!
Вертолет боком ушел от длинного снежного языка и пропал: нас накрыла мокрая холодная пелена. В кустах поползли клочья тумана, сыпанул заряд из дождя и ледяной крупы. Прихватив зайца и чай, мы шмыгнули в палатку и наглухо задраили вход. Пока устраивались внутри, о брезент зашуршал снег, свистнула поземка.
Началось…
— Нет, «Метрополь» после такой свистопляски — мелко, — заявил Мишка. — Мы лучше уж сразу врежем на юг. Сейчас самое время. Представляешь: теплые зеленые волны и разноцветный пляж. Весь от купальников переливается. Всякие там девочки — рыжие, черные, блондиночки. Тоненькие — вроде муравьев,
