он не понял. Сосед — здоровый мужик, в прошлом занимался боксом и сейчас поддерживает форму.
Одежду ему еще. Но я сейчас на все согласна, лишь бы он быстрее покинул мою квартиру. Я привыкла считать свой дом — крепостью и не хочу видеть у себя на пороге незнакомых, мало вызывающих доверие людей.
Бряцание отпираемого дверного замка заставляет замереть. Он щелкает едва слышно, но в тишине подъезда звучит оглушающе.
Я стряхиваю его руку. Неприятно даже касание этого человека.
Сейчас кто-то из соседей выйдет, и я сгорю от стыда. Голый мужчина на пороге моей квартиры и это не муж!
Открывается все та же, злополучная, сто седьмая. Ну, не может же мне так везти!
На пороге легким движением рук появляются ботинки, за ними стопочка сложенных вещей, сверху приземляется мобильник. Дверь снова захлопывается с тихим щелчком.
Виртуозно! Надо же так уметь.
— А это, полагаю, ваше… "имущество".
— Мое, — покорно соглашается.
— Гляжу, у вас это отработанная схема.
Незнакомец лишь тихо хмыкает, протискиваясь мимо меня, и направляется за своими вещами, светя своими ягодичными мышцами. Я быстренько отворачиваюсь и заскакиваю домой, запираясь сразу на все замки.
Мне показалось или он ими тоже поигрывал, специально напрягая?
Наконец, я остаюсь одна в своей "крепости".
Еще минуту я стою, прислонившись к двери, успокаивая ритм сердца. Мое смятение от ухода мужа полностью вытеснено присутствием наглого незнакомца у меня дома.
В мгновение, как я вспоминаю Радима, возвращается болезненное ощущение в груди, как будто сердце сжимают тиски. Неудержимо наворачиваются слезы.
Я все еще не верю, что мой Радим мог так со мной поступить. И я понимаю — он больше не мой. Ушел, оставил меня, он теперь с другой. И у них будет ребенок.
Все, о чем я мечтала, в одночасье разрушается, по какой-то злой насмешке судьбы, отдано другой. Моя жизнь, мои планы и теперь уже — не мой любимый.
Я хочу сделать вдох, но ком в горле мешает, оседаю на пуфик в прихожей, задыхаюсь, пытаясь сделать судорожный вдох. Боль обиды нарастает, сдавливая грудь. Мне кажется, я ее не выдержу.
Слезы катятся по щекам неукротимым потоком, застилая глаза.
Бросил. Настолько нелепым, глупым образом, вот так, в коридоре, когда я только пришла с работы. А ведь я должна была вернуться как минимум на полчаса позже. Просто доехать сегодня получилось без обычных пробок. Значит ли это, что Радим хотел и вовсе уйти по-английски? Без объяснений, прощаний и выяснения отношений.
Мне казалось, пять лет мы жили в любви и согласии. Но теперь у меня сомнения на этот счет. Как может любящий человек так подло поступить? Изменить, а потом предать — уйти, не объяснившись. Я думала знаю Радима. Как я ошибалась. Оказывается, я знала совсем другого человека — нежного, преданного, заботливого, любящего.
Как я могла не заметить, не забить тревогу, он же был сам не свой последний месяц, как мы вернулись с острова.
Мой взгляд цепляется за фотографии в гостиной, выставленные, как на параде. Все в красивых дизайнерских рамочках. Я специально заказывала в одном стиле, чтобы фото смотрелись единой композицией. На них мы с Радимом вместе, обнимаемся, целуемся, просто стоим вместе.
На одной фотке он в солнцезащитных авиаторах, спущенных на кончик носа. Голова немного запрокинута назад и на шее отчетливо выступает кадык. Он смеется, показывая все свои тридцать два белоснежных и солнечные блики играют на его лице.
Боже, как мне нравится эта фотография. Я специально выбирала для нее рамку, долго искала, а потом просто заказала у понравившегося дизайнера.
Как я любила целовать его кадык. Он от этого неизменно млел и затаскивал меня в постель.
Обида снова встает комком в горле. И такая злость берет, что теперь я лишена таких радостных моментов — прикосновения к любимому. Ярость, первобытная, необузданная, затапливает мозг, затуманивая разум. Я хватаю рамку и с силой кидаю в стену бумажную копию изменщика, вымещая на куске керамики и стекла всю свою злость. Он теперь не мой.
Но красивая рамка отскакивает от стены, оставаясь практически целой. Только стекло разошлось на множество трещин, как моя жизнь теперь. Я прячу лицо в ладонях и уже безудержно реву.
Телефон оказывается под рукой. И мне приходит гениальная мысль — выплеснуть всю эту боль на Радима. За что он посмел так со мной поступить?
Я набираю сообщение — стираю. Набираю снова и удаляю. Мне все кажется они недостаточно гневные.
Нет, я не могу все э
то переварить в одиночку.
Открываю список контактов и делаю один лишь звонок.
— Приезжай, пожалуйста.
4
Людка, верная моя подруга, прилетает на крыльях ночи, не иначе. Чем же объяснить ее быстрое появление.
— Та-ак, — с порога начинает она, — и что у нас произошло?
Уперев руки в боки, она со всей серьезностью смотрит на мое заплаканное лицо. Ну, конечно, я даже не потрудилась умыться.
— Р-радим ушел от меня, — рыдания опять подкатывают к горлу. Оказалось, так трудно это произнести, признаться в этом близкому человеку.
— Ууу, иди ко мне, обниму, — порывисто обхватывает, прижимая к себе.
Людка такая. Всегда очень тактильная. Не чурается лишний раз обняться и потискаться. Это то, что нужно, в этот трудный момент — плечо, моральная поддержка.
— Не, ну, твой Радим гад, конечно. Но из-за чего ушел-то? Поссорились? Может, наладится еще. Вернется.
— Не вернется, — еще пуще начала рыдать я, — он к любовнице ушел, беременной.
— Вот же гад! — с чувством выдает Людка.
Из нее, как из рога изобилия сыпятся пожелания изменщику и предателю. Самое острое, пожалуй, подсыпать красного перцу в презервативы. Но, к сожалению, это не актуально. Во первых, вряд ли Радим будет забирать эти предметы контрацепции из дома. Во вторых, такого добра дома и нет, я уже давно перешла на гормональные уколы раз в три месяца.
Я мотаю головой.
— Ну, тогда мы, этой мымре, волосы-то повыдергиваем, да?
— Нет, ты что! Она же в положении! — пугаюсь я.
— Хреновое положение выходит. Любовнице нельзя, мужу нельзя, милосердная ты наша. — грустно вздыхает. — Ясно, что к этому делу нужно винишко.
— Вина нет. Но у Радима было что-то креплное, виски или скотч. Только я не буду. Ты же знаешь, не переношу крепкое спиртное, да и завтра на работу.
— Ну, да. Ты сама-то не в положении? — вдруг спохватывается подруга.
Я отчаянно трясу головой. Если бы. Но мы с Радимом уже давно решили подождать с детьми. Сначала его новая работа съедала все свободное время. Затем