что она движется, удваивается, словно размножается в пространственно-временной паутине.
И тогда нас пьянит и всецело захватывает ощущение причастности к целебному таинству животворящей небесной Праматери.
Небо!
Иногда ты, множественно украшенное звездами, даришь нам загадочный ликующий танец звездопада, во время которого отдельные его бунтующие солистки пресыщенно вырываются из взаимозависимого содружества и быстро скатываются небосклоном.
Они спешат известить нас об осуществлении задуманных нами желаний и мечтаний.
Ты иногда сердишься, когда содрогаешься от раскатистых перекатов грома и на преломлении световых волн рождаешь раскрепощенный зигзаг огненной молнии или же откупориваешься метеоритными осколками далеких космических субстанций.
Ты можешь расплакаться ручьями близнецового дождя или с удовольствием засмеяться вихрем пушистых снежинок, не останавливаясь столько, сколько тебе заблагорассудится. А то бываешь меланхолически спокойным и ласковым, когда насытишься равномерно рассеянным светом или сумрачным переливом космической энергии.
Ты удивительно красивое внешне. Но намного богаче по существу: своим естеством, функциональным побуждением.
Смело и безвозмездно предоставляешь надежный приют различным хулиганистым облачным химерам, рожденными нашим представлением и фантазией. Жаль только, что их контуры, скоррегированные восприятием глаз, стеариново тают в замедленном течении твоего молочного тумана.
Ты зримый образ вечной Вселенной! Огниво жизненной энергии и воодушевления!
Существуешь только тебе известной логикой бытия и ни с чем не сравнимого самовыражения.
Тебе молимся, к тебе втайне и явно посылаем свои вожделенные мысли.
Во сне без тебя напрочь одиноки.
Когда же взором касаемся твоего вселенства, преисполняемся желанной надеждой.
Ты такое родное и вместе с тем такое недоступное.
Манишь, тайно зазываешь, обжигаешь горечью осознания необратимости всего ранее ощущаемого, воспринятого, пережитого и представляемого.
Ты единственная в мире свободолюбивая крестоносная бездна примирения. Она рано или поздно, раз и навсегда примет в свои объятия порой смущенные, как правило, натруженные, иногда совсем изнасилованные земной жизнью, человеческие души.
Низкий поклон тебе, Небо, за то, что ты было, есть и будешь во веки веков!
*
Вспомнила это своё эссе о небе, понимая, что его лицо чище лица земли.
Люди не видят землю первозданной, собственноручно и постоянно её изменяют, а небеса такому влиянию не подвергаются, являясь человеку такими, какими их ежеминутно рождает праматерь-природа. Они выразительнее земли не только пространственно, но и отличительны своей искренностью, чистотой.
«Как жаль, что нет тебя со мной, мама. Ты вознеслась в небесную обитель и, надеюсь, вкушаешь вечное заслуженное на земле блаженство; в непроглядной дали тебе не до наших земных дел, объятия небес тебе оказались ближе, и ты так рано покинула меня». Слезы медленно катились по Жениному лицу, как роса по цветку.
«Господи, да что ж это я? Совсем расклеилась. А врач сказал, что нервничать нельзя. Только разве это возможно?»
И тем не менее, Евгения мысленно усовестила себя, переведя свой взгляд вниз. Рассеянная темень, несмотря на освещённость, рождала причудливые силуэты городской улицы. Деревья «окудрявились» хлопьями непрерывно идущего снега, и дорога белелась неяркими мерцающими пятнами.
Да, темнота в городе иная, чем, скажем, в поле или на селе. Кажется, что темнота – это довольно просто: солнце заходит, и небо темнеет. Но с ней всё гораздо сложнее. На самом деле существует даже особая шкала, разработанная специально для того, чтобы измерять разные степени темноты. Шкала Бортле для оценки степени темноты неба была создана в 2001-м году, и измеряет темноту неба в пределах от 1 до 9. В деревне она характеризуется третьим показателем, на границе пригорода и села – четвёртым, в пригороде – пятым и шестым, на границе города и пригородных районов – седьмым. И только восьмой и девятый показатель характеризует степень темноты неба в городе.
По-настоящему тёмные небеса, вроде тех, что вдохновляли поэтов Древней Греции – Гомера, Ксенофана или Флавия, Сапфо и Коринны, – тех, что нависали над библейскими городами, – исчезают. Чем больше строится домов, городов и пригородов, тем выше уровень светового загрязнения, и тем светлее становится небо.
Международная Ассоциация Тёмного Неба пытается сохранить темноту первого типа, способствуя распространению светильников, фонарей, излучающих рассеянный свет и сводящих световое загрязнение к минимуму.
Вот и сейчас темнота не справлялась с освещением улиц, с мигающими лампами, неоновым светом витрин, с неясным рокотом неспящего города, негромким шелестом мягких колёс по шоссе.
Она не мешала белому снегу таинственно лучиться какой-то светлой прорезью в больничном саду, выплывающей из самого мрака. Должно быть, это был счастливый вздох светила, луч солнца, прокравшийся, как змеёныш, сквозь сгрудившиеся облака. Словно небо знало, что жажда солнца в людях никогда не убывает. Эта мерцающая полоска то вспыхивала, пронизывая внезапным проблеском мрак, то так же мгновенно умирала, поглощённая им.
*
Выйдя через месяц из больницы, Ткачева пришла за расчетом. У дверей кабинета Ордынского встретила новую сотрудницу. Казалось, тень изысканной чеховской дамы её удочерила: стройна, молода, бархатный взгляд, словом, блеск молодости. « Однако, губа у Павла не дура»,– мелькнуло в голове.
– Приятно познакомиться, – сказала новенькая. – Шеф много чего хорошего о вас говорил.
Странное дело: пара фраз, а первого впечатления, как и не бывало. Оно ускользнуло, впустив в женино восприятие брюсовский женский портрет:
Что я могу припомнить? Ясность глаз
И детский облик, ласково-понурый,
Когда сидит она, в вечерний час,
За ворохом шуршащей корректуры…
– Спасибо. Вы только не позвольте ему превратить вас в выжатый лимон. Он потом вас выбросит с работы за ненадобностью.
«Странно, что она такое говорит?» – подумала новая сотрудница, а вслух спросила:
– Причем здесь выжатый лимон?
– При том.
– Хм, я же не фрукт, тем более, не лимон…
– Вы загляните в толковые словари. Это, когда человек лишается духа, как говорится, душа в теле – еле–еле; когда жизненные силы из тебя выжимают до края. Без этого Ордынский жить не сможет. С ним – работа на износ. Каждый день как двойник другого,– без продыха.
3
Замысел
Сбросив с себя пресс-секретарскую мантию, Евгения вернулась в свою прежнюю редакцию и уже через год опять её возглавила. Статус в журналистике ей достался дорогой ценой, и с этой работой было нелегко надолго расстаться.
Физическая слабость иногда ещё ощущалась. Вначале ей казалось, что она не больная, но… и не здоровая, что это депрессия, или нет – не депрессия. Постепенно с уменьшением эмоциональной нервной нагрузки, прошла апатия, хотелось жить, быть с людьми и писать о них.
Как-то в кабинете Главного редактора газеты раздался звонок:
– Алло, Ткачева, здравствуй! Узнаешь? Нужна помощь.
– Какая?
– Да что-то мой референт напутала, а я не посмотрел и выложил все
