напоминающими те, довоенные.
– Вы как бы исполнили в очередной раз мою мечту. Спасибо огромное.
И растроганная хозяйка, игнорируя деликатесные и изысканные блюда праздничного стола, с удовольствием принялась за котлеты…
Думается, в эти минуты мыслями она была далеко, в том далеком счастливом довоенном и трудном военном детстве, которое никогда не забывается.
*
А мы сетуем, что жизнь у нас хуже некуда. Так другой её и не бывает. Важно только упорядочить свои желания, потребности и ценности, научиться соотносить их с самим чудом жизни как таковой.
22
Другой жизни просто не бывает.
Эпилог
Порой Евгении представляется, что жизнь – это сплошное безумие!
А знания, способности, опыт – только лишь ритм этого безумия.
В таком случае, куда же деваться чувствам?
Они – на лице? И только? Или спрятаны в Душе?
Тогда почему же порой так несправедлива их участь?
Что важнее: жить чувствами или разумом? В чем состоит её благоразумие?
«Сплошной хаос мыслей», – говорила она себе.
Он живёт с ней и никогда не покидает. Вот уж верен своему носителю. И… всматриваясь в лица своих персонажей, Евгения видела в них не столько чувства, сколько этот хаос в чувственном эмоциональном обрамлении. Хаос всего увиденного и неувиденного, пережитого и непережитого, преходящего и вечного. Этот хаос Душ сливается с хаосом жизни. И люди, безумствуя, например, как и она, прячутся под маской сочинителей, – графоманов ли или взаправду пишущих творцов? А, может, мы – ни то, ни другое? Тогда кто?! Проявления того же хаоса, маленькие индивидуальные воплощения всеобъемлющего круговорота явлений и вещей. Не иначе. Потому-то и столь разнообразна тематическая и художественная палитра новой её книги.
Пишущих много. Пишем по-разному, пишем о разном, и все мы – разные. Плохо это или хорошо? Скорей, закономерно. Хаос выталкивает из себя всё скучивающееся, одинаковое, копирующее, как чужеродное тело. Хаос всегда с нами в мыслях и чувствах, он – за спинами нашими пляшет ежечасно, как смеющийся человечек, оставляя нам свои уродливые тени. Ночами они расползаются по всем направлениям наших попыток осознания сущности своих ЭГО…, рождая бессоницы и томление духа. И изломы теней хаоса становятся страшными, непредсказуемыми в своем безумстве. Их не прочитать. Не ухватить. Тогда только мы и бываем наиболее, если не полностью, искренни? И допускаем, разрешаем себе безумие? Ни грамма здравости, когда наворачивают чувства? Зачем эти страсти?! Разве не комфортно спокойствие? Уравновешенность? Тот самый здравый смысл, наконец?!
Волей (чьей волей?) мечты превращаются в кисти, в клавиши, в перо, и тогда они живописуют обманные, хотя и желанные, смыслы жизни, любви, и теперь уже их безумия.
Почему, с одной стороны, рисуются и видятся ангельские крылья, полет птицы в красивом Небе, пение соловья, а с другой, – б-р-р-р… свиное рыло или пляшущий шут? Почему вообще мы их видим?! За что корим себя? И не довольны собой, почему?
Вменяемы ли мы, выдавая мечту, устремлённость за реальность?
Не бежим ли от утешительного ответа: это хаос виноват, – который в Душе и который – в жизни. Он – неотъемлемая черта круговорота жизненного безумия. Нескончаемого, не познанного до конца. Ибо его хозяйка – бездна бытия.
Чего уж тут рассуждать: жизнь сама – это и есть безумие? "Дырка от бублика", в которой царит бесконечное мельтешение действа, изменчивости и превращений.
Поэтому? Поэтому нужно безумствовать, любить и тени хаоса, какими бы причудливыми и необъяснимыми они ни были. Не сетовать на них. Сосуществовать. Мирно, здраво. Как ни парадоксально, безумие и хаос жизни – это и есть её порядок. Вам не кажется? Ведь другой жизни просто не бывает!
И жить нужно «сегодня». Ведь «сейчас» – это и есть жизнь. А «сегодня» фактически длится годами. «Вчера» всегда умирает «сегодня»; «завтра» – это ещё не рождённое. Любой наш день – это, по существу,– «сегодня», требующее самоотдачи и действия.
Для любви не существует «вчера», любовь не думает о «завтра». Она жадно тянется к нынешнему дню; и этот день нужен ей весь, целиком,– неограниченный, неомрачённый, наполненный жаждой жизни.
*
Написав этот эпилог, Евгения ощутила полное бессилие настроить себя на другой лад. Её соловей замолчал, хотя ветка вдохновения, которую он избрал и на которой пел на страницах её книги, постарается и впредь оставаться такой же гостеприимной.
Повесть втянула в себя душу и разум десятками голосов её персонажей. Пока они покоятся в рукописи, никому, кроме неё, не известны и тихи. Но стоит им появиться опубликованной книгой, как каждая строка заговорит своим языком, заблестит, подобно ручейку, стремящемуся воссоединиться с другими, себе подобными, и, журча в хаосе конкурентной борьбы и примирений, пробьёт себе русло, в шумное течение, дай Бог, читательской любви.
Спасибо, дорогой читатель.
= III =
