назвал насилие, направленное на женщин и девушек, «самым постыдным нарушением прав человека»[3], а Всемирная организация здравоохранения назвала его «глобальной проблемой здравоохранения эпидемических масштабов». Исследование, инициированное Управлением ООН по наркотикам и преступности, показало, что только в 2017 году порядка пятьдесяти тысяч женщин в мире было убито партнерами или членами семьи[4]. Пятьдесят тысяч женщин. В отчете ЮНОДК дом назван «самым опасным местом для женщин»[5]. Несмотря на растущее число данных о мужчинах – жертвах домашнего насилия, подавляющее большинство жертв – 85 % – это женщины и девочки. На каждую погибшую в результате домашнего насилия женщину в США приходится девять, едва избежавших смерти. Рассказ о программе Сьюзанн Дубус и Келли Данн, направленной на прогнозирование домашнего насилия, стал моим первым очерком в New Yorker в 2013 году.
Он стал отправной точкой этой книги, когда я поняла, что еще так много нужно сказать. После нескольких лет журналистской работы по этой теме я начала осознавать саму возможность противостояния домашнему насилию – главное обратить на него внимание. Следующие восемь лет научили меня многому; так, я поняла, что домашнее насилие тесно соседствует с другими проблемами нашего общества, такими как образование, экономика, душевное и физическое здоровье, преступность, гендерное и расовое равенство, и тому подобными. Поборники тюремной реформы вновь и вновь сталкиваются лоб в лоб с домашним насилием: преступники лишь ненадолго попадают в тюрьму, причем исправительная работа с ними практически не ведется, а затем эти люди опять оказываются в обществе, и всё возвращается на круги своя. Частные случаи насилия имеют общественные последствия колоссального масштаба. Встречаясь с людьми в Калифорнии, Мэриленде, Огайо, Нью-Йорке, Массачусетсе, Орегоне и других штатах, я поняла, как тяжело им выжить в этой частной войне, и осознала цену этой войны для каждого лично и для всех нас как нации: это разбитые общины, разрушенные семьи, сломанные судьбы. Исковерканные жизни, утраченные возможности. Гигантское финансовое бремя на плечах жертв, налогоплательщиков, системы уголовного правосудия. Расходы на здравоохранение, связанные с домашним насилием, ежегодно обходятся налогоплательщикам более чем в 8 миллиардов долларов, а жертвы теряют более восьми миллионов[6] рабочих дней в год. Более половины бездомных женщин в нашей стране оказываются без крыши над головой именно из-за домашнего насилия; оно занимает третье место среди причин утраты дома. Подавляющее большинство мужчин-заключенных впервые испытали на себе домашнее насилие или стали его свидетелями в детстве в собственной семье; дети, выросшие в таких семьях, находятся в группе повышенного риска нарушений развития[7]. А массовые расстрелы, всё более многочисленные с каждым годом? Большинство из них также попадают в категорию домашнего насилия. В апреле 2017 года адвокатская группа «Безопасность в каждом городе»[8] опубликовала отчет, согласно которому 54 % массовых расстрелов в США в наши дни были связаны с домашним насилием[9]. Эта статистика публиковалась во всех СМИ. Связь между массовыми расстрелами и домашним насилием стала темой новостных статей и авторских колонок по всей стране, но с некоторым изменением. Вместо «связаны» СМИ использовали слово «предсказывает»[10]. Например, «домашнее насилие предсказывает массовые расстрелы более чем в половине случаев». Когда репортер PolitiFact поставил под вопрос статистику, приведенную адвокатской группой[11], представив гораздо меньшую цифру, полученную в ходе исследования Джона Алана Фокса[12], профессора Северо-восточного университета, самое важное оказалось запрятано в середине статьи в цитате Фокса: «Можно с уверенностью говорить, что порядка половины массовых расстрелов являются крайними проявлениями домашнего насилия».
Иными словами, речь не идет о том, что домашнее насилие предсказывает расстрелы. Оказывается, массовые расстрелы более чем в половине случаев и есть домашнее насилие. Достаточно вспомнить, например, об Адаме Ланца из Ньютона, Коннектикут, начал смертельный марафон со своей матери, а дальше двинулся в начальную школу Сэнди Хук. Девин Патрик Келли приковал свою жену к кровати наручниками и привязал веревкой, а потом отправился на машине в Первую баптистскую церковь в Сазерленд Спрингс, Техас. Можно заглянуть и в более далекое прошлое – когда случился первый, по мнению многих, массовый расстрел в США – в августе 1966 года Чарльз Уитмен открыл огонь по студентам в Университете Техаса в Остине, в результате погибло шестнадцать человек. Многие забыли, что этот приступ ярости начался предыдущей ночью, когда жертвами стали его мать и жена. В 46 % массовых расстрелов фигурирует домашнее насилие. Оно присутствует фоном в личных историях многих стрелков. Омар Матин, убивший 49 человек в ночном клубе «Орландо Палс» в июне 2016 года, задушил первую жену; такое преступление признается правонарушением в штате Флорида, где он жил, и по федеральному закону ему полагалось тюремное заключение сроком на десять лет. Но ему так и не было предъявлено обвинение. Вспомним и три наводящие ужас недели в октябре 2002 года, когда снайпер по имени Джон Аллен Мухаммед держал в осаде Вирджинию, штат Мэриленд, и Вашингтон, округ Колумбия, расстреливая людей, как казалось, наугад. Начальные школы не работали в эти недели, хозяева заправок запасались брезентом, чтобы защитить клиентов. В действительности, на совести Мухаммеда была долгая череда издевательств над женой Милдред, с которой он уже не жил совместно. Его нападения были прикрытием. Он сообщил полиции, что, наугад стреляя в случайных людей, надеялся скрыть свой истинный план – убить Милдред. Но случилось ли бы всё это, если бы мы вовремя обеспечили внимание и поддержку юному Диланну Руфу, который годами видел зверства своего отца в отношении мачехи?[13] Быть может, это спасло бы жизни девяти прихожан Епископальной церкви методистов Эмануэль в Чарльстоне, штат Южная Каролина, в июне 2015 года?
Увы, все эти трагические случаи – лишь то немногое, что удерживается в памяти людей. Подобных драм намного больше. В США под массовым расстрелом понимают убийство четырех или более людей, а значит, подавляющее большинство массовых расстрелов освещается только в местных или региональных новостях, а порой и вообще не получает огласки. Так, через пару дней исчезает память о тысячах ежедневно убиваемых женщин, мужчин и детей. Эти случаи и множество им подобных не оставляют сомнений в том, что домашнее насилие – не просто частная проблема, а вопрос общественного благополучия, требующий безотлагательного решения.
Осмысление этих событий привело меня к помятой двери Пола Монсона весной 2015 года. К тому времени я уже несколько лет была знакома со многими членами его семьи и слышала историю Роки и Мишель от ее матери и сестер. Пол был не в состоянии говорить об убийствах. Я видела, что его боль
