class="p1">— Мы заставим русских вернуться к себе домой. У тебя, я знаю, тесные контакты с печенежским ханом Киреем?
— Да, у нас был союз. Вместе воевали мадьяр.
— Надо направить к нему послов. И нацелить на Киев. Там, пока Святослав на Балканах, только небольшая дружина. Город не защищён. Неплохая пожива для печенегов, верно? И, узнав о том, что столица его в опасности, князь поскачет на выручку, уберётся из Болгарии восвояси.
Царь откинулся на подушки:
— Любопытная мысль. Есть о чём поразмыслить, по крайней мере... — Сделав знак виночерпию, он подставил кубок. — Выпьем за восстановление нашей дружбы!
— Выпьем, — согласился куропалат. — За союз Константинополя и Великой Преславы! Мы единоверцы. Нам не подобает бояться язычников.
И колокола на болгарском Софийском соборе, зазвонив мелодично, будто благословили тост коварного византийца.
Киев, лето 968 года
Прилетела оса, стала виться над недоеденным пряником, что лежал на краю стола.
— Ой, оса, оса! — крикнул княжич, отскочил и опрокинул скамью.
Асмуд повернулся и повёл седыми бровями. Брови были его косматые, нависающие, словно козырьки над крыльцом у дома. Шевелились они смешно, будто усики у той же осы.
— Эка невидаль! — произнёс учитель. — Насекомое, чай, не волк. Прогони — и всё.
— Да, а вдруг она укусит? — не решался его воспитанник.
— Коль заметит, что ты боишься, непременно укусит. — Асмуд подошёл и смахнул осу вместе с обслюнявленным пряником в растворенное от жары оконце. — Слабость не показывай никому. Уважают сильных.
Княжич поднял опрокинутую скамейку. Сел за стол. В руку взял писало — костяную палочку, вправленную в серебряный набалдашничек. К набалдашничку крепилась цепочка, за которую писало можно было подвесить к поясу.
— Ну, пиши, — обратился к нему наставник: — Вирник едет за сбором податей вместе с отроком-помощником и охранником-мечником. На неделю им положено отпускать на месте: семь ведёрок солоду для пива, половину говяжьей туши; в среду, пятницу — по головке сыру; ежедневно — две курицы; хлеба и пшена — сколько захотят. Едут они с запасным конём. Коням нужен овёс. Цены тебе известны. Вот и сосчитай, сколько стоит их недельное содержание.
Мальчик начал водить писалом по покрытой воском дощечке. Светлые его волосы были стрижены под горшок. Пухлые румяные щёки с конопушками и вишнёвого цвета тубы говорили о здоровье и весёлом характере. Он сидел в шёлковой сорочке, завязанной возле шеи красной витой тесёмкой. На концах у тесьмы болтались кисточки. Синие глаза возводил к потолку и чесал серебряным набалдашничком от писала в ухе.
— Что, заело? — спросил учитель, наклоняясь над ним. — Ну, подумай сам. Вспомни, сколько стоят овёс и сыр. В гривне — двадцать ногат. В каждой ногате — по две с половиной куны. В кунах — по две резаны. Думай. Скорей, скорей.
Княжич морщил лоб и кусал нижнюю губу.
— Это будет... Это будет... приблизительно двадцать кун!
— Щедрый ты, однако! — Асмуд повеселел. — Вирник у тебя лопнет от обжорства.
— Ну а сколько, деде?
— Думаю, что пятнадцати будет вполне достаточно... Хорошо, на сегодня арифметику бросим. Расскажи, что ты запомнил по русской истории с прошлого урока.
Мальчик вытянул губы и, болтая ногами, начал механически стрекотать:
Рюрик Ютландский княжил в Старой Ладоге век тому назад. В Новом городе с ним сражался Вадим. Но погиб в бою. Рюрик женился на Ефанде, народившей от него двух детей. А его шурин из Норвегии, Вещий Олег, победил Дира и Оскола в Киеве. И ходил на Царьград. А потом его укусила в ногу змея, и он тоже умер.
— Кто же сел тогда на киевский стол?
— Игорь, дедушка, — улыбнулся княжич.
— Верно, молодец.
— Деде, можно тебя спросить? — мальчик посмотрел уже с интересом.
— Спрашивай, конечно.
— Кто такие варяги?
— Так у нас на Руси называют викингов. Выходцев из Норвегии, Швеции и Дании.
— Значит, Рюрик — варяг?
— Варяг.
— И Олег — варяг?
— И Олег. Да и я, между прочим, тоже. Трое нас, братьев, из норвежского города Скирингссаля — Бард, Клеркон и я — на Руси остались. С Бардом я поселился во Пскове, а Клеркон — в Старой Ладоге. Он Свенельда родил, а у Барда Хельга родилась, или Ольга, бабушка твоя.
— Стало быть, и я — из варягов?
Асмуд рассмеялся:
— Да, на четверть.
Дверь открылась, и вошла Малуша — невысокого роста молодая женщина, лет двадцати пяти. Мальчик был похож на неё — те же пухлые розовые щёки, синие глаза. Белая материя ниспадала у неё с головы, к головному обручу было прикреплено несколько подвесок. Платье спереди чуть топорщилось — женщина ребёнка ждала.
— Мама, мама пришла! — крикнул княжич и вскочил ей навстречу.
— Кто бросается пряниками из окон? — говорила Малуша, прижимая сына к себе и целуя в темечко. — Чуть меня не зашиб, право слово.
— Это он, это он! — веселился мальчик, показывая на Асмуда пальцем.
— Мы сражались с осой, — улыбнулся тот. — Вместе с ней улетел и пряник...
— Да. она была такая здоровая, жёлтая и хищная! — княжич зажужжал и, изображая осу, начал бегать по клети.
— Как занятия продвигаются? — обратилась Малуша к Асмуду. — Воля не слишком балуется?
— Да не больше, чем остальные. Князь Святослав был куда менее усидчив. Ненавидел правописание.
— Я — как тятя! — продолжал жужжать мальчик. — Для чего учить буквы, если писарь имеется?
Мать остановила его, за руку взяла:
— Ну, пойдём проведаем бабушку. Ей сегодня лучше, — и спросила учителя: — Я не раньше времени его забираю?
— Ничего, — согласился Асмуд. — Будь по-твоему, добрая душа.
Старый холостяк, всю вторую половину жизни он учил княжеских детей: Ольгу, Святослава, Милонега, Ярополка, Олежку, Мстишу и теперь вот — Владимира. Сорок последних лет! Асмуд убирал со стола книжки и писала, восковые дощечки, думал, что, конечно, арифметика и правописание — это важно, но ещё важнее — воспитание добрых душ. К сожалению, в этой области у него успехов поменьше. Ярополк чересчур завистлив, Мстиша — лют... «Что поделаешь, — сетовал старик, — время наше жестокое. Не намного лучше, чем раньше. Ведь ещё латинянин Цицерон восклицал: “О tempora, о mores!” — “О времена, о нравы!” Управляя людьми, надо проявлять милосердие...» Он
