я порвал его ещё на этапе надевания. В подмышках.
Я шумно втянула носом воздух и выдохнула ртом.
Спокойствие, Настюш, только спокойствие и никаких убийств на лестничной площадке.
— Звони. Уже, — процедила я слова, кивнув в сторону дверного звонка.
Дед Мороз посохом нажал на звонок, через пару мгновений открылась дверь и примерно через столько же мгновений каждый из соседей, открывающий нам дверь, особо не обращал на меня внимания. В центре их Вселенной в каждой квартире был Ваня, которого все здесь, конечно, знают, все его, конечно, помнят, и всем очень интересно знать, где он пропадал и надолго ли вернулся в наш город.
— Подросла наша Настюшка? Невеста! — сказал Ивасику сосед из последней на сегодня квартиры.
— Невеста, говоришь? — с едкой ухмылкой переспросил Ивасик. — А жених-то у неё есть, дядь Толь? Не слышал?
«Ты охренел?!» — спросила я одним взглядом.
— Да был какой-то. Додик в дырявых джинсах, — ответил вдруг дядя Толя, а я у меня чуть челюсть не отвалилась.
Ему-то откуда знать, кто у меня был?!
— Прям додик? — переспросил Ивасик, не забывая при этом с выражением лица как у самой хитрой задницы смотреть на меня.
— Он не додик, — всё же решила вступиться я. — Нормальный парень. Был.
И если девчонки из универа услышат, что самый главный повод для их течки называют «додиком», то они всех нас троих вынесут за город на вилах и сбросят в овраг поглубже.
— А сейчас какой-нибудь додик есть?
Этот Дед Мороз определенно обнаглел.
— Не вашего, Дед Мороз, отмороженного носа дело, — вздернула я гордо нос и обратилась к соседу, вручив последний магнитик, имеющийся в мешке. — С Новым годом, с новым счастьем, дядь Толь! Встретимся в следующем году.
— С Новым годом, Насть. Бате привет передавай.
— Передам, — кивнула я и смогла расслабить плечи и больше не держать спину ровной, когда дядя Толя скрылся в своей квартире.
— Устала? — спросил Ивасик, когда мы подошли к лифту.
— С чего вдруг такое участие к моей скромной сопливой персоне?
— Мелкая и злопамятная, — хохотнул Ивасик.
— Посох и костюм верни.
— Ну, давай хоть в кабину лифта зайдём, чтобы я начал раздеваться.
Молча закатив глаза, я первой вошла в подъехавшую кабину, дождалась, когда Ивасик протиснет свои широкие плечи и нажала кнопку своего этажа.
— Поможешь?
— Напеть, чтобы ты разделся?
— Если, предлагаешь — пой. Но я просил подержать шмотки.
— В темпе, — вздохнула я и старалась смотреть куда угодно, только не на раздевающегося рядом со мной Ивасика.
Под красным пальто у него оказалась черная футболка, плотно прилегающая к его телу. И этот чёрт будто специально напрягался и перекатывал мышцы под загорелой кожей, чтобы я пялилась.
— Нравится? — спросил он с улыбкой обольстителя, поймав меня с поличным за подглядыванием.
— Думаю, через какое место тебя надували, что тебя так разнесло?
— И что надумала?
— Думаю, что об этом лучше не думать. Моя хрупкая детская психика этого не выдержит.
— Ну, не такая она у тебя и детская, раз ты уже с парнями встречаешься, — хмыкнул Ивасик, отдав мне и бороду, и шапку вместе с пальто и посохом.
— К счастью, тебя это не касается.
— Просто интересно — много парней было?
— Кажется, когда тебя надували, случайно выдули мозг. Ты бы поискал. Мой этаж, пока.
— Ничего на праздники не планируй, — прилетело мне в спину, когда я вышла из лифта.
— Это ещё почему?
— Выкраду тебя завтра в одиннадцать утра. До Рождества.
— В одиннадцать утра я буду в пижаме доедать «селедку под шубой». А ты ей явно проигрываешь.
— До завтра, — подмигнул мистер Шкаф за секунду до того, как закрылись створки лифта.
Глава 3. Настенька
Глава 3. Настенька
Наверное, закончившийся вчера год можно считать не таким уж плохим, учитывая, что под потолком висит гирлянда, а не я.
Празднование мы закончили часа в четыре утра. На правах самой мелкой из взрослых я в своё удовольствие ела конфеты, шоколадки и торт вместе с детьми своего старшего брата. Шампанским тоже, конечно, придавливала, но так и не нашла прикола в напитке, приносящем запах из желудка прямо в нос. Наверное, по этой же причине я не люблю колу и любые другие шипучие напитки.
К праздничному столу папа оклемался и был бодр и свеж, будто не дегустировал коньяк и шампанское у всего подъезда. Как и положено, мы жгли бумажки с желаниями, опускали их пепел в бокал шампанского и частично дожевывали эти бумажки, потому что они не сгорали полностью.
Активированный уголь своими руками.
Обменялись подарками, поиграли в настолки, подвели итоги года, померившись достижениями, и счастливые и сытые разошлись спать. Обе мелкие племянницы ушли со мной в комнату, уснули мы все вместе, но сейчас их рядом не было.
На часах уже десять утра, я слышу в квартире голоса, а это значит, что все уже проснулись доедать салаты. Тут главное успеть отхватить всё самое вкусненькое — бутерброды с икрой, «селедку под шубой», оливье, мясо из духовки, заветренную колбасу и такой же сыр, напоминающий теперь куски кожи с папиных пяток. А ещё салат из кальмаров и соленая сёмга. Шикарно жить на запретишь. Раз в год, правда. Но даже так, всё равно, классно.
Сбросив с себя одеяло, я села в постели и всунула ноги в… воздух.
— Что ж, — вздохнула я. — Кто первый встал, того и тапки.
Раз племянниц рядом со мной нет, то убежали они из комнаты в моих плюшевых прелестных тапках.
Пришлось босыми ступнями ступать по чуть прохладному после теплой постельки полу. Натянув на голову капюшон от пижамы-комбинезона в виде дракона, которую мне подарили вчера, я подошла к окну, чтобы лично стать свидетелем первоянварского апокалипсиса.
На снегу разбросаны конфетти после хлопушек, местами вкопаны коробки из-под фейерверков, которые ещё никто не собрал, а улица полнится кадрами из фильма про зомби.
Мне давно известно, что первоянварские зомби делятся на четыре типа:
— зомби-ответственные, которым нужно выгуливать собак. Но утром первого января не совсем понятно, кто кого выгуливает;
— зомби не первой свежести — те, кто ещё не спал с прошлого года и теперь идут куда-то, съежившись от холода и спрятав руки в карманы пуховиков, стараясь не запинаться о собственные ноги;
— зомби-тусовщики — те, что кто встретил Новый год настолько хорошо, что идут по городу компанией в несколько человек с мишурой на шеях и параллельно поют, рискуя заразить весь город вирусом безудержного веселья;
— и четвертые, самые беспощадные, зомби-дети. В них нет ничего человеческого. Они одержимы горками, и их
