Глава 1. Могилы
– Юная госпожа, вы испачкаете платье, – предупредил сквайр Веспан.
Его грудь и ключица были обожжены и перевязаны кое-как, но в голосе слышались сварливые нотки, которые всегда предшествовали нотации. Я продолжала копать, радуясь дождю, промочившему одежду насквозь, до самой кожи.
Сквайр Веспан попытался забрать у меня лопату, но я покачала головой, и он отступил.
Раньше сквайры – или, иначе, оруженосцы – были спутниками рыцарей. Так называли особую разновидность воинов из-за моря. Именно слово «рыцарь» лорд Джервас неуклюже перевел на дароменский как «воин чести».
Прежде он был именно таким рыцарем. По крайней мере, именно это сказала Розарита (которая, очевидно, тоже была рыцарем), когда я спросила, почему они так отличаются от прочих дворян в городе.
– Мы не дароменцы, – проворчал Джервас. – Их нельзя даже причислить к знати. Подкинь несколько монет тут и там, и эти пройдохи-магистраты назовут тебя хоть королём, если цена будет подходящей.
– Не сбивай девочку с толку, – предупредила Розарита (ни в коем случае не леди Розарита, потому что: «Если не хочешь называть меня мамой, то хотя бы зови по имени).
С этими словами она игриво шлёпнула мужа по животу.
– В школе наш учитель хороших манер говорит, что достойные дамы должны быть скромными и тихими и не ввязываться в варварские драки, – сообщила я ей.
Я проучилась в школе совсем недолго, и мне казалось важным доказать своим опекунам (поскольку если я не готова называть их родителями, то должна называть опекунами), что их деньги тратятся не зря. Особенно учитывая, сколько раз мастеру Финусу пришлось повторять мне этот конкретный урок. Ибо я была, как он не уставал мне твердить, очень плохой девочкой и негодной ученицей.
Впрочем, моя демонстрация знания хороших манер не произвела на Розариту особенного впечатления.
– А как зовут твоего учителя? – небрежно спросила она. К тому времени даже я узнавала этот тон в её голосе.
– Розарита… – проговорил Джервас. – Это ведь была твоя идея…
Его жена подняла руку, взяла мою и поцеловала, словно я была хозяйкой в доме, а она – простой служанкой.
– Конечно, малышка, твой учитель совершенно прав. Хотя думаю, он имел в виду, что настоящие лорды и леди должны быть добрыми и терпимыми и вступать в бой только в крайнем случае.
Мастер Финус имел в виду совершенно другое. Но я не дурочка. Я понимала, что Розарита велит мне вести себя в школе вот так, а в остальное время – по-другому. Дети медеков рано усваивают этот урок, потому что нам нигде не удаётся остаться надолго. Мы уходим, едва найдя новое место, где можно спрятаться.
– В тебе есть мудрость, – сказала тогда Розарита. Её улыбка была тёплой, как свежеиспечённый хлеб. – Ты слушаешь. Наблюдаешь. Узнаёшь, как устроен окружающий мир. Это редкий и ценный навык, милая.
Её глаза сверкнули, когда она искоса взглянула на Джерваса.
– Некоторым людям только предстоит им овладеть, – хмыкнул тот.
Он часто ворчал, хотя отнюдь не был стариком. Думаю, лорд Джервас был просто стар сердцем.
– Думаю, Розарита взбеленилась, потому что…
Честно говоря, не знаю, что такое «взбелениться», но, видимо, это означает нечто вроде «энергично участвовать в варварских драках, которых порядочные дамы избегают».
– …Взбеленилась, потому что наставник, обучающий хорошим манерам, учит тебя тем же вещам, которые пришлось затвердить и ей в твоём возрасте. Что же касается мудрости…
Лорд Джервас делал так постоянно. Он начинал с одной темы, а потом перескакивал на другую, ничем это не обозначив, кроме «что же касается…». Перескок всегда сопровождался широким взмахом руки и повышением голоса.
– …Что касается мудрости. Если мы искали именно её, значит, приплыли не туда! Это континент варваров. Невзирая на все чудеса и хитрости гитабрийцев, на все заклинания джен-теп, эти люди подобны детям, которым вручили слишком острые лезвия и слишком мало инструкций. Сильные государства ведут войны со слабыми, а те нападают на ещё более слабых. Маги… маги, у которых никогда не было собственного дома, обращают свои распрекрасные заклинания против беженцев и невинных людей!
Розарита тяжело вздохнула. Казалось, она вот-вот раскричится. Но вообще-то она так и сделала, потому что – пусть даже это было трудно заметить – подобные вздохи заставляли Джерваса отступиться, застенчиво улыбнуться и замолчать. У них было много таких маленьких сигналов: улыбка, чтобы сказать, что любят друг друга; едва заметный кивок, означавший, что они договорились о чём-то важном. Чем меньше кивок – тем серьёзнее решение. Подмигивания. Жесты. Иногда Джервас издавал звук, похожий на кудахтанье. У них словно был свой тайный язык, понятный только им двоим.
Однажды я спросила об этом сквайра Веспана. Он-то и рассказал мне про секретный язык. Объяснил, что такой есть у всех влюблённых и, даже если они сперва его не понимали, нет большей радости, чем потратить жизнь на его совместное изучение.
Сквайр Веспан – как однажды сообщил мне лорд Джервас под большим секретом – был немного романтичен.
На самом деле следует вернуться к Веспану. Хотя бы упомянуть, что большую часть времени, которое я провела в этом доме, я считала, что его имя – Сквайр. Но, как уже было сказано, оказывается, сквайр – это название человека, которому рыцарь доверяет более всех на свете. Городские аристократы, иногда приходившие к дому, чтобы посмотреть на лорда Джерваса (чаще всего сверху вниз), называли Веспана «дворецким». Не думаю, что Веспан это оценил. Формально он являлся оруженосцем Розариты – из их страны за морем, где она была известна как «сэр Розарита». Очень забавно, поскольку в дароменском языке слово, эквивалентное «сэру», используется только при обращении к мужчине.
– Рыцарь есть рыцарь. Иными словами: рыцарь, – объяснил Джервас.
Ему нравилось повторять что-нибудь по три раза. Правда, иногда он ограничивался двумя и наблюдал, как я разочарованно смотрю на него, ожидая третьего. А затем, ухмыльнувшись, предлагал произнести слово вместе.
– А я могу стать рыцарем? – спросила я.
Лорд Джервас готовил обед. Иногда он это делал – просто чтобы доказать, что может. Он достал из ящика длинный деревянный половник и взмахнул им, будто двуручным мечом. Я решила, что Джервас хочет поиграть в поединок, но он строго посмотрел на меня, и я застыла.
