мама не хотим в этом разбираться. Видимо, на этот раз он поставил на кон собственную жизнь и проиграл. Как и всегда, впрочем. Тем более что, насколько я понимаю, в этой истории нет ничего необычного. Что-то такое должно было рано или поздно произойти.
По мере того, как я говорила, удивление на лицах законников сменилось неким подобием понимания. Все же они наверняка повидали много и моя реакция, учитывая обстоятельства, еще не самая странная.
— Мы заберем тело, а сейчас простите, но вам лучше уйти.
Капитан посмотрел на маму, но та уже выглядела вполне спокойной, разве что была бледнее обычного. Она кивнула, отвечая на его невысказанный вопрос, и только после этого они оба поднялись и покинули дом.
Закрыв за ними дверь, я вернулась к маме и присела рядом с ней.
— Вот и все, — тихо проговорила она, и в ее голосе слышалось такое же горькое облегчение, какое разливалось у меня внутри, — все закончилось.
А потом повернулась ко мне и спокойно сказала:
— Ты не плачешь, — это должно было прозвучать с укором, но как раз его-то в ее голосе не было, — я не виню тебя, Шевонн. Он был плохим отцом и еще худшим мужем. Но он — О’Грэди. Мы должны похоронить его в семейном осталось, но не думаю, что кто-то захочет прийти.
С этими словами она поднялась и нетвердым шагом вышла из гостиной. Она пыталась держаться, но я знала, как тяжело дается ей такое показное спокойствие.
Насколько плохим отцом был Чарльз О’Грэди, настолько хорошей матерью была Кэролайн О’Грэди. Мы всегда прекрасно ладили и понимали друг друга и ее слова еще одно тому подтверждение. Поэтому совесть моя оказалась чиста, по крайней мере, перед самой собой. Мне не нужно изображать отчаяние и слезы, мама и так все понимает. А на остальных мне плевать.
* * *
Как мама и говорила, на похоронах отца присутствовали только мы. Да служащие старого кладбища. Я так и не проронила ни слезинки, мама, хоть и выглядела неважно, но рыдать над могилой тоже не собиралась. Удивительно, так бесславно закончить и без того никчемную, пустую жизнь и не иметь никого, кто пришел бы проводить в последний путь — это надо постараться.
Домой мы вернулись к обеду. Почти не разговаривали, но я уверена, что мама думала о том же, о чем и я. Отца больше нет, так может быть и долги его ушли вместе с ним и нам не нужно вздрагивать от каждого шороха, ожидая, что вскоре придут те, кому он проигрался.
Прошла неделя, нам уже начало казаться, что жизнь пошла своим чередом и грозовая туча прошла стороной. Пока однажды утром в дверь снова не постучали.
Надо сказать, что гостей у нас не бывало. Все соседи знали о пагубной привычке отца и попросту побаивались приходить к нам в дом. Поэтому явление визитеров, как и в прошлый раз, стало неожиданностью. Но если представители службы правопорядка не церемонились и стучали довольно громко, то нынешний гость постучался тихо и вежливо.
Не ожидая подвоха, я открыла дверь и почти сразу поняла, что то, чего мы с мамой так боялись, все-таки произошло.
— Мисс О’Грэди, я полагаю? — спросил стоявший на пороге высокий худой мужчина в щеголеватом пиджаке темно-бордового цвета. Его темно-серые глаза были похожи на ту самую грозовую тучу, а насмешливый взгляд их владельца вызывал во мне одновременно страх и раздражение.
— Вы правильно полагаете.
Он усмехнулся и шагнул в прихожую с таким уверенным видом, что я просто растерялась. Следом за ним прошли ещё двое мужчин той наружности, которую никак не ожидаешь встретить в приличном квартале.
— Кто там, Шевонн? — из кухни выглянула мама.
— Шевонн, — протянул незнакомец, — какое благородное имя. Вам идёт, — и улыбнулся самой неприятной из виденных мной улыбок.
— Кто вы такой и что вам надо? — спросила я, уже догадываясь, какой получу ответ.
— Зовите меня просто Марко, — представился он, — и я старый знакомый вашего отца.
— Мой отец погиб несколько дней назад.
— О, я наслышан. Сочувствую.
Как и следовало ожидать, в его голосе не было ни капли сочувствия.
— Но это не отменяет того, что ваш отец остался должен мне, — продолжил он и они втроем пошли в сторону гостиной.
Мы с мамой переглянулись и с опаской двинулись следом.
Марко развалился в одном из кресел с таким видом, будто уже стал здесь хозяином.
— Премилый дом, — оглянулся он и посмотрел на нас, — ну, что же вы, присаживайтесь, нам предстоит кое-что обсудить.
Но ни я, ни мама не двинулись с места.
— Дело ваше, — с усмешкой бросил Марко, — не знаю, известно ли вам, но господин О’Грэди был частым гостем в моем казино и в последний свой визит он поставил на кон свой дом. Скажу прямо, такие крупные ставки мои клиенты делают нечасто и я даже спросил его, уверен ли он в своем решении. Но Чарльз был настойчив. Он сделал ставку. И проиграл. Чтобы не быть голословным, — он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и протянул нам, — возьмите, думаю, вам будет интересно.
Взяв лист, я развернула его и вчиталась в строчки, написанные знакомым почерком. Это была расписка, в которой отец обязуется переписать проигранное имущество на имя Марко Стэффано.
— Вы не боитесь, что я сейчас просто порву ее? — спросила, с вызовом глядя в темно-серые глаза.
— Это всего лишь копия, — и еще одна неприятная улыбка.
— Ясно, — кивнула я, — расписку писал отец, вот с него и требуйте. Как вы будете это делать, мне неинтересно. После его смерти дом принадлежит нам, а мы вам никаких расписок не писали и ничего не обещали. А значит, и отдавать ничего не будем.
— Смелая девочка, — с Марко слетела маска напускного благодушия, он поднялся и встал напротив меня, пригвоздив к месту ледяным взглядом. Я видела, как напряглась мама, и, честно говоря, сама очень боялась, но отступать было не в моих правилах, — но, видишь ли, Шевонн, карточный долг — это дело чести. И если для твоего отца это уже пустой звук, то для меня — нет. И я, так или иначе, заберу свое.
Он посмотрел на маму и сказал, будто припечатал:
— Даю вам ровно неделю, чтобы переписать бумаги и съехать. А если нет, — он посмотрел на меня и криво усмехнулся, — можете попрощаться не только с домом.
Это была явная, неприкрытая угроза и я даже вздрогнула от того, каким тоном это было сказано. А мама побледнела и приложила ладонь
