- Пошли? – зову ее, когда она останавливается перед подъездом.
Открываю дверь.
- Слушай, - говорю уже нетерпеливо, - не знаю, как тебя зовут, мне завтра рано вставать. А время – ночь. Хорош ломаться. Сама попросилась переночевать. Про приемы я помню. Пошли. А то консьержка уже вон из окна сейчас вывалится.
Не сразу, но девчонка делает шаг ко мне.
- Ника, - шепчет, проходя мимо меня. – Меня зовут Ника.
- Ну, и отлично, - улыбаюсь. – Наконец, познакомились.
Ника все также несмело заходит в мою квартиру. Я включаю свет.
- Вон там, ванная, если хочешь умыться там, руки помыть, - киваю в сторону. – Там в шкафу все есть. И полотенца, и прочая фигня.
- Да, спасибо, - отвечает она и идет в ванную.
Я падаю на диван в гостиной. Чумовой день какой-то сегодня.
Просматриваю сообщения в телефоне. Вот и эта овца Вика настрочила. Прости, не могу, не виновата… Овца. Меня не проведешь и слезами не возьмешь. Я сам все видел.
«Да пошла ты», - быстро набираю и отправляю ей. Отключаю телефон и отбрасываю его в сторону.
Так, что-то девчонка долго. Не натворила бы чего. От нее всего можно ожидать.
Решаю пойти проверить.
Стучусь в дверь ванной.
- Эй, все в порядке?
Но никто не отвечает. Только доносятся звуки воды. Блин. Стучусь еще раз. Опять тишина в ответ.
Тогда я приоткрываю дверь (защелки нет, потому что живу я один, от кого мне запираться?) и заглядываю в ванную.
До меня доносится тихое пение. Вглядываюсь. И в запотевших стеклах душевой кабинки вижу силуэт.
Так, похоже, девчонка решила искупаться полностью. Нет, я не против, конечно.
Внимательно разглядываю картинку.
А у девчонки неплохая фигурка. Прячет зачем-то ее за непонятными тряпками. А так все идеально. Я вижу только очертания, но и этого хватает. А когда она встает ко мне боком и поднимает руки к волосам, я прямо теряюсь. Прислоняюсь к стене и задеваю какой-то пузырек на полке. Он с грохотом падает на пол.
Девчонка замирает. Воцаряется тишина. Она больше не поет.
Медленно и осторожно отодвигает дверку душевой кабинки и выглядывает.
Конечно же, замечает меня. Ойкает. Закрывает дверку.
Я хмыкаю и выхожу из ванной. Да блин. Чего это я? Зачем?
Иду на кухню и достаю из холодильника минералку. Выпиваю полбутылки прямо из горла.
И тут в дверях появляется Ника.
5- Тебя не учили стучаться? – кутается в махровый халат, который на несколько размеров больше ее. Это же мой халат.
Мокрые волосы спадают на лицо, но взгляд прожигает насквозь.
- Я стучался, - усмехаюсь я. – Просто кто-то не слышал.
- А что ты вообще там забыл?
- Да в смысле?! – ее вопрос выводит меня из себя. – Это моя квартира. И ты, - делаю паузу, - не вызываешь у меня доверия.
Девчонка закатывает глаза. Своенравная. Другая бы молчала на ее месте. Я как-никак спас ее от полиции, накормил, приютил. Офигеть, какой я добрый. И что это со мной?
- Ладно, - говорю уже примирительно, - спать пора. Ты здесь вот ляжешь, - показываю на диван в гостиной. – Извини, но в мою постель ложатся не для того, чтобы спать.
- Господи, - опять закатывает глаза. – Тебя таким родили? Или ты сам в себе воспитал вот это чувство собственной важности?
Усмехаюсь. Мне нравится с ней общаться. Ни одна девчонка еще не вела себя так со мной. Даже интересно, как далеко она может зайти в своих колкостях.
- Я знаю, - киваю, - что всем нравлюсь. Можешь не говорить об этом так явно.
- Ну, ты и… - тормозит вовремя.
- Кто? – не отступаю, улыбаясь уголком губ. – Ну? Продолжай? Что ты хотела мне рассказать?
- Ничего, - бурчит себе под нос и складывает руки на груди. – Я позвонить хочу.
- Кому? В полицию? – усмехаюсь я.
- Маме, - говорит серьезно и смотрит прямо в глаза.
Вот это поворот. О маме вспомнила.
И тут девчонка не выдерживает. Закрывает лицо руками, и я слышу всхлипы.
Да ну… Только этого не хватало. В моей недолгой жизни, конечно, бабы плакали при мне, но лишь по одной причине – когда я говорил, что между нами все.
А сейчас… Я чувствую, что тут что-то серьезное. Блин. Успокоить ее, что ли. Но как?
Подхожу и несмело кладу на плечо руку.
- Ты чего? – чувствую, как она подрагивает.
- Я маму обманула, - плачет она. – Деньги должна… Много денег…
- Маму обманывать нехорошо, - говорю я.
А что еще сказать?
- Но мама простит. Это же мама. Мамы они хорошие и добрые.
Молча кивает.
- Она, наверное, волнуется, - опять всхлипывает.
- Так, ты что? Из дома ушла? – беру ее за плечи и смотрю в глаза.
Опять лишь кивает.
- Сбежала из лагеря, - уточняет она. – И деньги… - отворачивается. – Деньги я украла. Ну, помогла украсть… в общем, там история такая…
- Хочешь рассказать? – спрашиваю уже мягче.
Я сам знаю, такое состояние, когда хочется поделиться с незнакомым человеком.
Сажаю ее на диван. Сам сажусь рядом. И она рассказывает. Тихо, опустив голову, не поднимая взгляда.
И я слушаю и все больше поражаюсь. Её мать – директор лагеря. И она, сбежав с непонятным мужиком – тырит у неё бабки из сейфа.
Такое ощущение, что врёт. Но слёзы натуральные. Актриса?
Да я же сижу не только с воровкой бутербродов.
- А сколько там было? – спрашиваю, когда она замолкает.
И она называет сумму. Присвистываю.
Нифига.
- А где этот? Ну, с кем ты сбежала? Куда подевался? – продолжаю расспрос. Подозрительно, капец.
- Не знаю, - пожимает плечами, - я проснулась, а Рустама нет. Ничего нет. И моего телефона тоже.
Ну да, конечно.
- Ну, ясно, - ухмыляюсь. – Развел он тебя. Ничего нового. Давно ты его знаешь?
- Ну, давно. Полгода, наверное.
Лжёт. Не узнать человека за такой длинный срок?
- А чего сбежать-то с ним решила? Романтики захотелось? – мне самому смешно от моих вопросов.
