Чужая, засуетившись, сама намазала распухающую ступню студёным соком подорожницы. А ранней ночью, когда глаза слипались, Рогобой почувствовал, что Меакульпа пробралась под его шкуру, положив куклу между ними. И он испугался от неосторожной мысли – ему не хотелось, чтобы вместо чужой рядом лежала Хвостатка.
Так бы и тянулась затягивающая в омут неопределённость, если бы баба-Ирга не объявила, что трава давно оскудела и пора сниматься со становища на зимнюю ярмарку.
Собрались в большой путь за день. Рогобой подготовил выделенную телегу, а Меакульпа сложила пожитки. Юрту свернули вместе. Спали ночью под небом, подмерзая и жавшись друг к другу, а рано утром племя снялось и, подгоняя стада, под лай собак шумно покатилось на север.
Духов чужих баба-Ирга давно не слышала, и можно было надеяться, что доберутся до перепутья без неожиданностей.
Через неделю уставшее от дорожной тряски племя вывалилось к ничейному становищу, на котором уже дымились костры. Пришли чуть ли не последние и заняли неудобное место под скалами вдалеке от озера. Поставили юрты, заготовили из каменьев переход, проверили, весь ли скот под клеймом, и на следующий день зажили обычной ярмарочной жизнью.
Круторог с бабой-Иргой ушли на совет племён делить по жребию отдохнувшие северные пастбища и торговаться по сделкам. Многие с утра потянулись на меновую площадь избавляться от излишков. Ребятня устроила возню на воде, а холостая молодёжь готовилась к брачным забегам.
Довольный, что удалось за мешочек белого песка получить плотный моток полотна, Рогобой под вечер вернулся в жилище.
Чужая плакала. Пока она бегала в отхожую юрту, кто-то стащил куклу и горячее перекрестье, на которое Меакульпа часто молилась, приговаривая данное Рогобоем имя. Он только заскрипел зубами.
Когда лунная заря окрасила небо рыжим румянцем, на меновой площади было не протолкнуться. Родители выставляли невест и придирчиво осматривали женихов. Остальные просто толпились, сварливо обсуждая и советуя, кого нужно выбирать. По старому обычаю жених уводил невесту в родное племя, а внутренние союзы не поощрялись.
Суровый Круторог, не желавший терять Хвостатку, определил тройку женихов, согласившись и на Рогобоя. Двое соперников были увлечены другими невестами, и переживавший Рогобой понял, что, несмотря на его странную жизнь с чужой, желание Круторога оставить дочь в племени пока пересиливало. Согласится ли только Хвостатка, застрявшая в невестах, и даст ли отец окончательное добро в случае его победы, зная, что в юрте у молодого пастуха хозяйничает чужая? На прошлых двух ярмарках, когда Меакульпа нянчила дитя в своём мире, Круторог отказывал Рогобою и говорил, что ещё не время.
Для забега расчистили путь и под бой барабанов и подзуживающие крики погнали невест. Как только первые из них достигли большого леса, припустили женихи.
Рогобой мчался со всеми, пытаясь разглядеть толстую косу Хвостатки с вплетённой красной лианой. Нырнули во мрак и закружили среди деревьев. Кто-то особенно не скрывался и криком подзывал понравившегося жениха. Рогобою же пришлось продираться сквозь злой кустарник, натыкаясь на других невест, отмахиваться от жёстких веток и надеяться, что где-то тут, в очередном овражке под корягами, спряталась вредная Хвостатка.
Девушка вышла навстречу сама. Рогобой, запыхавшись, схватил её за плечи и притянул к себе, но Хвостатка вырвалась.
– Подожди-ка. Дай скажу.
Пока Рогобой торопливо связывал девушку брачным поясом, Хвостатка не сопротивлялась, пытаясь вглядеться в сосредоточенное лицо.
– Куда ж ты меня вести собрался? К чужой своей?
– К свадьбе разберёмся.
– Обождёшь. Не даст отец согласия. Хотя и знает, что задумала баба-Ирга.
– Что?
– Ишь ты… Интересно? Прикипел к своей твари?
– Старуха надо мной издевается, а вы потешаетесь. Помогали бы лучше.
– А ты просил? Ты хоть раз пришёл за помощью? Там, глядишь, и подсобили бы. Снюхался с чужой – теперь знай. Баба-Ирга продаёт её волопасам. Обучат её блуду и будут на игрищах как приз выставлять, чтобы молодые учились. А у нас будет в стаде пополнение…
Оттолкнув Хвостатку, Рогобой бросился домой. Ветки забили по телу, норовя добраться до глаз, но он только упрямо отмахивался. Выбежав из леса, зло глянул на веселящуюся площадь и устремился на стоянку под скалы.
У юрты в темноте скучал калека.
– Ой, мальчик, ты так быстро… Бей меня, старого. Виноват я. Проболтался. Девочка горюет, что ты скоро жену приведёшь. Что же ты ей не сказал, что в забеги отправился?
Отмахнувшись от старика, Рогобой ворвался в жилище, подхватил зарёванную Меакульпу и повалил на стылые шкуры.
Баба-Ирга закинула в рот жгучий корень и ещё раз сосредоточилась, заканчивая обряд. Детский разум чужой чутко отзывался на далёкую ласку. Выправив подмятую соломку под крохотным платьем, старуха бережно отложила куклу, когда-то подброшенную в юрту Рогобоя. Вырастет теперь в другом мире послушная проводница и подарит возможность за ним подглядывать.
А от матери надо избавляться. Увлёкся, похоже, Рогобой. И Хвостатка мается. Ничего. На забег всё же пошёл, и прискочат сейчас умолять, чтобы забрала чужую, иначе Круторог на свадьбу не соглашается. Пора бы переход подготовить. Зова нет, но перекрестье поможет.
Старуха выбралась из юрты, шикнула на приплясывающего в темноте калеку и доползла до сложенных из каменьев столбов. Швырнула горячий крест под перекрытие и отрешилась в поисках свежей проплешины между мирами. Пусть чужая вернётся домой, чтобы дочку беречь, раз сама чарам слабо поддаётся. Если там на костре не сожгут…
Очнувшись, уставшая баба-Ирга с трудом поняла, что перед ней склонился Рогобой. Пришёл. Однако позади него, затравленно вглядываясь в наливающуюся пелену перехода, пряталась чужая.
– Не губи, баба-Ирга, отпусти Меакульпу домой. Не продавай волопасам.
Да так же всё и задумано, мальчик. Да и ладно. Совравшая Хвостатка только помогла. Заживёте скоро, детишек нарожаете. Шепнуть всего-то Круторогу, что пора.
Баба-Ирга властно махнула калеке, поддакивая молодому пастуху. Старик забросил в пелену жертвенного зайца.
Переход проснулся и жадно потянул к себе.
Рогобой вытолкнул чужую в зев родного мира и уставился, нахмурившись, на забурлившую пену. Покачал рогами, щёлкнул пятнистым хвостом и шагнул следом.
Сил окрикнуть у Ирги не осталось.
А из темени выскочила Хвостатка, подвывая и отбиваясь от калеки, навалилась на столб и обрушила его, закрывая дорогу назад.
Маялась в ту ночь старуха, тщетно угадывая, выживет ли курчавый Рогобой в мире, где рогатых пастухов почитают за чудищ, и грезилось ей в ложном тепле, что через переход ушли трое.
