— Прошу, Консорт. Пожалуйста, — шептала Меридит. — Вы сделали так, что Джули стало лучше.
Она понятия не имела, о чем просила. Цена была слишком высока. Даже если бы я согласилась — хотя я никогда не соглашусь — на изгнание вируса из тела Джули ушла магия целого ковена ведьм и сила нескольких языческих жрецов, а я после этого оказалась почти при смерти. Ритуал одноразовый, и я не смогу его повторить.
— Джули выздоровела благодаря своей магии, — солгала я, сохраняя спокойствие в голосе.
— Прошу!
— Мне очень жаль. — Эти слова казались битым стеклом на моем языке. Я ничего не могла сделать.
— Вы не можете! — Джули повернулась ко мне. — Вы не можете убить их. Вы же не знаете точно. Они все еще могут выкарабкаться.
Нет, не могут. Я знала это, но все равно посмотрела на Дулиттла. Он покачал головой. Если бы у девочек был шанс на восстановление, мы бы уже видели улучшение.
— Им просто нужно немного времени. — Мередит ухватилась за слова Джули, как утопающий за соломинку. — Еще немного времени.
— Подождем, — сказала я.
— Мы лишь продлим все это, — тихо произнес Дулиттл.
— Подождем, — повторила я. Это единственное, что мы могли для нее сделать. — Посиди со мной, Мередит.
Мы сели с ней на соседние стулья.
— Как долго? — тихо спросил Дулиттл.
Я посмотрела на Мередит. Она не сводила глаз с дочерей, по ее лицу текли слезы.
— Столько, сколько понадобится.
*** *** ***
Я посмотрела на настенные часы. Мы сидели в этой комнате уже больше шести часов. У девочек не было никаких изменений. Время от времени, то одна, то другая впадали в бешенство, кидались на оргстекло и яростно рычали, а потом падали на пол в изнеможении. Смотреть на них было больно.
Дулиттл ушел на несколько часов, затем вернулся и сел в одиночестве у противоположной нам стены, его лицо казалось пепельно-серым. Он не проронил ни слова.
Несколько минут назад в комнате появилась Дженнифер Хинтон, альфа клана волков. Она стояла, облокотившись на стену, и гладила свой живот с малышом внутри. Ее лицо наполнилось тревогой, граничащей с паникой. Десять процентов оборотней становятся люпами при рождении.
Мередит сползла со стула, села на пол рядом с клетками и начала петь. Ее голос дрожал.
— Тихо спи, малышка моя…
Боже мой.
Дженнифер закрыла рукой рот и вылетела из комнаты.
— Мама купит тебе соловья…
Марго зашевелилась и подползла к матери, волоча за собой вывернутую ногу. Мэдди последовала ее примеру. Они сгрудились все втроем, прижимаясь к оргстеклу. Мередит продолжала петь от отчаяния. Ее колыбельная была соткана из всех лет любви и надежды, которые сейчас погибали. Мои глаза наполнились слезами.
Джули встала и тихонько вышла из комнаты.
Я слушала, как поет Мередит, и хотела, чтобы у меня было больше магии. Разной магии. Мне хотелось быть чем-то большим. Сколько я себя помню, мой приемный отец, Ворон, превращал меня в оружие. В одном из самых ранних моих воспоминаний я ем мороженое и держу свою саблю на коленях. Я изучала десятки боевых искусств, сражалась на аренах и в песчаных карьерах, могла войти в дремучий лес и выйти оттуда месяц спустя целой и невредимой. Я могу контролировать нежить, хоть и скрываю это ото всех. Я способна создать из своей крови твердое острие и использовать его как оружие. Я выучила несколько слов силы, которые произносятся на языке столь древнем и мощном, что управляют чистейшей магией. Недостаточно просто знать их — ты должен подчинить их, или умереть. Я сразилась с ними и сделала их своими. Во время магического цунами я использовала одно из таких слов и заставила целую армию демонов встать передо мной на колени.
Ничто из моего арсенала не могло сейчас помочь. Столько силы, а я не могу ничего сделать для двух напуганных девочек и их матери, которая рыдает рядом со мной. Я могу лишь разрушать, убивать и уничтожать. Как бы мне хотелось обладать способностью все это исправить — махнуть рукой, заплатить какую угодно цену и сделать так, чтобы все стало хорошо. Мне так хотелось, чтобы все стало хорошо.
Мередит замолчала.
Джули вернулась со Сникерсом в руке. Она открыла обертку дрожащими пальцами, разломала батончик на две половины и бросила каждую в клетки через щель.
Мэдди потянулась. На ее руке осталось четыре коротких обрубка вместо пальцев и единственный четырехдюймовый коготь, которым она проткнула батончик и притянула его к себе. Ее челюсти разжались, и она откусила маленький кусочек шоколада кривыми зубами. Мое сердце разрывалось на части.
Марго бросилась на стекло, рыча и плача. Стенка клетки толщиной в полфута даже не дрогнула. Она с воем бросалась на стекло снова и снова. Каждый раз, когда ее тело ударялось о стену, плечи Мередит вздрагивали.
Дверь в комнату открылась, и я увидела знакомую мускулистую фигуру и короткие светлые волосы. Кэрран.
Должно быть, он уезжал из Крепости, так как вместо привычных треников на нем были джинсы. Стоило посмотреть на него, и тебя охватывало непреодолимое ощущение силы. Футболка обтягивала его широкие плечи и мощную грудь, на руках бугрились мышцы, живот был плоским и твердым. Все в нем говорило об огромной физической силе, сдерживаемой, но готовой освободиться в любой момент. Он двигался словно кот на охоте — грациозно, мягко и невероятно тихо, крадясь по коридорам Крепости, как лев по своей каменной пещере. Если бы я не знала его и увидела, как он идет по темному переулку, то тут же бы сбежала.
Его физическое присутствие вызывало тревогу, но истинная сила крылась в его глазах. Стоило посмотреть в его серые глаза, тут же становилось понятно, что он не потерпит никакого вызова своему авторитету, а если эти глаза становились золотистыми, ты знал, что скоро умрешь. Благодаря вселенской иронии, он влюбился в меня. Я бросала вызов его авторитету на регулярной основе.
Кэрран даже не посмотрел на меня. Обычно, когда он входил в комнату, наши взгляды пересекались на мгновение в молчаливой проверке «Эй, ты как?». Сейчас же он не смотрел на меня, а его мрачное выражение лица говорило о том, что случилось что-то очень плохое. Что-то помимо Мэдди.
Кэрран прошел мимо меня прямо к Дулиттлу и протянул ему маленький пластиковый пакетик с пастой оливкового цвета.
Дулиттл открыл пакетик и понюхал содержимое. Его глаза округлились.
— Где…
Кэрран покачал головой.
— Это панацея? — Мередит резко повернулась, ее глаза внезапно оживились.
Панацея делалась европейскими оборотнями и охранялась как сокровище. Стая уже многие годы пыталась завербовать хотя бы одного человека, способного воспроизвести волшебное снадобье, но все тщетно. Панацея снижала риск люпизма у новорожденных на семьдесят пять процентов, у подростков — на треть. Раньше в Атланте был человек, который умудрялся добывать небольшие порции и продавать их Стае по заоблачной цене, но несколько недель назад оборотни нашли его тело с перерезанным горлом в пруду. Люди Джима шли по следу убийц до самого побережья. Они уплыли за пределы нашей юрисдикции. И сейчас у Кэррана в руках был пакетик панацеи. Что вы задумали, Ваше Пушистое Величество?
