в себе самих то, чего вы раньше не замечали.
– Эксперимент? – недоверчиво переспрашивает Роберта.
– Да. Своего рода… курс по ориентированию.
– С сывороткой правды и электродами на башке? – шепчет Сильвия Аните.
– Никаких электродов, никаких сывороток, – отметает ее предположения Эльпиди. – Ретрит в горном шале.
И тут Марта задает вопрос, который волнует всех:
– И сколько продлится этот… ретрит?
Глава 2
– Целый месяц?!
Только что за обедом Паола рассказала маме о предложении Эльпиди.
– Ну… А что директриса?
– Только за. К тому же Эльпиди она не откажет.
– А вы не отстанете от программы?
– Эльпиди говорит, что уроки будут проходить регулярно. Уверял даже, что те, кто ездит за границу по обмену, занимаются там намного меньше, чем будем мы. Но проблема-то в другом…
– И в чем же?
– Эльпиди выставил условие: едут либо все без исключения, либо никто.
– А что, кто-то не хочет?
– Педро. Сказал, ему это не нужно.
– Это который сын адвоката?
– Он самый.
– Торчок который?
– Ну ты загнула. Он так, только марихуаной балуется.
– А марихуана, по-твоему, – ботва безобидная?
– В общем, Эльпиди дал ему день на размышления. Если честно, Педро не единственный, кто, мягко говоря, не в восторге от этой идеи.
– Да ладно?
– Нам придется целых тридцать дней жить вместе круглые сутки. А некоторые и без того друг друга на дух не переносят.
– Например?
– Например, Филиппо.
– Лоруссо?
– Ага, Лоруссо. Он терпеть не может Андреа Беррино. Андреа вечно над ним издевается, не упускает случая поглумиться. А Филиппо даже постоять за себя не в состоянии, вот и отмалчивается.
– Этот Беррино всегда слишком много о себе воображал.
– Вот именно. А Роберта и Марта, они же друг друга ненавидят! Не говоря уже о Ренцо и Кьяре. После того происшествия они так и не помирились. Вдобавок Кьяру еще и Валентина бесит.
– Да вы там поубиваете друг друга, – ухмыляется мама.
Тут Паоле на мобильный приходит сообщение.
– Это папа. Скоро будет.
Девушка поднимается к себе в комнату, чтобы переодеться.
Стоя перед зеркалом в трусах и лифчике, она разглядывает себя со всех сторон. Паоле нравятся ее длинные вьющиеся каштановые волосы, большие глаза, ярко очерченные губы. А вот слишком накачанные, на ее взгляд, ноги она просто ненавидит. Девушка слегка выворачивает ступню. «Черт, ну что это такое, икры как у мужика…» Она надевает спортивный костюм, собирает футбольную сумку. Спустившись, на выходе сталкивается с мамой. Та протягивает ей шоколадку:
– Подкрепись между таймами.
Паола сует шоколадку в сумку, целует мать в щеку и выходит. У ворот останавливается автомобиль. Паола еще раз машет маме и, распахнув дверцу, садится в машину.
– Вот она, моя чемпионка!
За рулем ее отец. У него редкие волосы, аккуратная черная бородка с проседью, элегантный костюм. В общем, привлекательный мужчина, хоть и полноват. Машина резко трогается.
– Даже с мамой не поздоровался, – тут же хмурится Паола.
– Ну и что? Все равно вечером увидимся.
– Вы в последнее время странно себя ведете.
– В каком смысле странно?
– Не разговариваете, даже не смотрите друг на друга. Между вами словно черная кошка пробежала.
– У меня много работы, Паолина, приходится держать в голове кучу вещей, вот и все…
– Ночуешь часто не дома.
– Всегда так было. И в командировки надолго уезжал. С каких пор это стало проблемой?
– В последнее время это происходит все чаще. Ты вообще не появляешься дома.
– Да брось ты! Все совсем не так!
– Именно так. Вы с мамой расходитесь?
– Да что ты… Что ты себе придумала?
– А, значит, я во всем виновата? Вы только и делаете, что спорите, куда мне идти после выпуска! Мама хочет, чтобы я пошла в медицину, а ты о моей футбольной карьере мечтаешь…
– Ладно, мы иногда ссоримся, но кто не ссорится? У нас с мамой все хорошо, не волнуйся.
Отец ведет машину уверенно и непринужденно. Паола демонстративно замолкает и утыкается в телефон.
– Так что, Паолина, в этом году выйдем в плей-офф? Сегодня играй как играется и не слишком напрягайся, поняла? Не держи долго мяч, не стой на одном месте, хорошо? Эй, ты меня слушаешь?
– Да.
– Отложи этот чертов телефон и отвлекись на секунду. Давай! Сегодня чтобы выиграла!
Энрико водит дергано. Сильвия на переднем сиденье нервничает:
– Ты убить нас хочешь?
– Поверить не могу! Ты уезжаешь на целый месяц и говоришь мне об этом в последний момент?
– Я же сказала, что еще не решила.
– Может, я буду к тебе приезжать?
– На ретрит к моим одноклассникам? Никому навещать нельзя, даже родителям. Что обо мне подумают, если ты туда припрешься, а? И потом, мы можем созваниваться. Что не так?
– Но… Целый месяц не видеться?
– Чего ты боишься? Ревнуешь?
– Ревную, я?
– Осторожно!
Еще секунда, и Энрико сбил бы старушку на переходе. Оправившись от испуга, Сильвия снова вспоминает, как легко Эльпиди всех уговорил. Или почти всех. Прямо как сказочный крысолов из Гамельна. В этот день ему не удалось переубедить только Педро. После уроков на школьной парковке Сильвию, к ее огромному удивлению, поджидал Энрико. Ей нравится, что парень забирает ее на машине. Ему двадцать пять, и он, как настоящий мужчина, уже ездит за рулем автомобиля, а не на мопеде, как большинство мальчишек из школы.
– Он рассказал нам про миф о пещере.
– Кто?
– Эльпиди, пока уговаривал…
– О какой такой пещере?
– Платон в своем сочинении «Государство» рассказывает об узниках, которые с самого рождения сидят, закованные, в пещере и видят только стену перед собой. Ничего другого они в жизни не видели и думают, что люди, животные и вещи, которые на ней появляются, – настоящие, хотя на самом деле это лишь тени предметов за их спинами, подсвеченных огромным костром.
– Куча придурков, в общем…
– Да, вроде того. Но потом Платон рассказывает, что один из узников освобождается от оков и оборачивается. Вдруг он видит предметы, которые находятся у него за спиной, но не узнает их очертаний, а когда смотрит в сторону выхода, его ослепляет солнечный свет. Выйдя из пещеры, он привыкает к свету луны, а потом и к солнцу, и только тогда наконец видит вещи в их настоящем обличии. И понимает: все, что сидящие в пещере считают реальностью, на самом деле иллюзия.
– И что он станет делать дальше?
– Если верить Платону, вернется обратно.
– К остальным придуркам?
– Именно, чтобы рассказать им о том, что узнал. И освободить их.
– Лучше бы оставил этих дебилов там разлагаться!
– Не лучше, если предположить, что это и есть Платон, а та кучка придурков, как ты их назвал, – это ты, я и все, кто так ничего и не понял ни о нашей жизни, ни о мире вообще.
Энрико с подозрением косится на Сильвию:
– Какую чушь вам в школе впаривают!
В кухне на холодильнике висит записка от мамы Сильвии:
«Я испекла пирог. Кушай на здоровье!
Целую, мама».
Сильвия недовольно морщится.
– Что такое? Не хочешь пирог? – спрашивает Энрико.
Сильвия качает головой:
– Ешь сам, если хочешь.
Энрико второй раз говорить не нужно. Он открывает холодильник, достает алюминиевый лоток, вываливает содержимое в тарелку и ставит в микроволновку:
– Обожаю пироги твоей мамы!
У Энрико, которого за пристальный, почти придурковатый взгляд прозвали Карасем, уже слюнки текут. Он садится за стол с дымящейся тарелкой и принимается за еду.
– Я-то думала, ты забрал меня, чтобы вместе где-нибудь пообедать…
Энрико перестает жевать и немигающими рыбьими глазами таращится на Сильвию. «Боже, что я еще забыл?»
– Не помнишь! – не спрашивает, а скорее с огорчением утверждает Сильвия.
– Сегодня точно не наша годовщина… – Энрико тянет время, но по потерянному выражению его лица совершенно ясно: он не имеет ни малейшего понятия, о чем говорит Сильвия.
– Сегодня три года с нашего первого поцелуя!
– А, точно!
– Помнишь, где это случилось?
– На вечеринке… Блин, не помню, у кого именно…
– Может, ты хоть помнишь, во что я была одета?
Полный провал в памяти. А тут еще и пирог остывает.
– Слушай, Сильвия,
