внедорожника венчает бритая макушка Олега. Внезапная рокировка, учитывая, что Стрельников обещал лично перепоручить меня в руки своего творческого на всю голову родственничка. Обещал муж, а везёт водитель. Тревожный звонок. У самого Стрельникова вдруг образовался непредвиденный завал на работе. Ну как непредвиденный — так было сказано мне, естественно, покровительственным тоном в духе «ради нас стараюсь». Я, как примерная жена понимающе ответила «Конечно, милый». Слушала, как он на прощание чмокает воздух у микрофона своего смартфона и глотала горькие женские слёзы.
Мне нечего ему предъявить. У Алекса помимо дьявольски мощного дара убеждения, отлично развито боковое зрение. Утром он заметил меня в дверях кабинета ещё до того, как услышанный мной обрывок разговора перерос бы в нечто большее, чем дежурный звонок по работе.
— Прекрасно… Знаю… Именно поэтому выбрал эти выходные… — но, уловив движение сбоку, сухо откашлялся, — Сперва мне нужно просмотреть личное дело. Конечно. Спасибо.
Нелепо делать выводы из абсолютно безликого набора фраз. Нелепо. Если бы не тон — такой вкрадчивый вначале и такой подчёркнуто деловой в конце. Завтракать дома Алекс по обыкновению не стал, но, уходя, допустил ещё один промах — забыл на столе кабинета свой еженедельник. У меня было от силы пара минут пока муж не хватится. Чтобы найти интересующую запись, хватило одной. Предпоследняя строчка, дважды выделенная жирной чертой:
«Женя. Четверг. 17:30»
Четверг — сегодня. Он изначально знал, что будет занят.
Кто ты, Женя?! Евгений? Евгения?..
Некто Женя, елейный тон, теперь якобы непредвиденный завал на работе — уже третий звонок. И всё-таки три — слишком много для совпадения.
Подозрения отравляющей желчью растекаются по венам, заставляя невидяще смотреть сквозь дебри проплывающей за окном рощи, темнеющей на выезде из какого-то пригородного посёлка. У меня нет практики скрывать свои эмоции, но Алекс в этом деле преуспел настолько, что временами производит впечатление робота. Чертовски красивый, ухоженный бесчувственный механизм.
По глупой юности я верила, что смогу запустить в нём сердце. Сейчас мне двадцать три, а я всё та же дура. Меня из ночи в ночь имеет незнакомец, и всё о чём я мечтаю, чтобы он оказался моим законным мужем. Даже во сне, как тот сказочный Гудвин пытаюсь всучить сердце железному дровосеку.
— Приехали, Юния Владимировна.
Забрав из рук водителя свой немногочисленный багаж, жестом показываю, что Олег может ехать. Назад путь неблизкий, уж с такой мелочью я в состоянии справиться без нянек.
За коваными воротами в сумерках громоздится двухэтажная усадьба, смотрит провалами тёмных окон, ошеломляя практически осязаемым духом старины. Из тех строений, о которых в обожаемых Алексом триллерах обязательно ходит дурная слава. Даже меня, равнодушную к подобной тематике пронимает нехорошим холодком. Безлюдно и муторно, совсем не то, к чему я привыкла. Зато сразу становится понятно, что не так с эмоциональностью Стрельникова. Стоишь одна посреди улицы и кажется будто не ты вдыхаешь воздух, а он тебя. Удивительно, как муж вообще не свихнулся.
Не знаю, чего я вдруг запаниковала, но глядя вслед отъезжающему внедорожнику, пятки аж зудят от желания бросится за ним вдогонку. Ладонь сжимает ручку чемодана на колёсах, посылая вверх по коже колючий озноб. Мрак. По-другому не описать.
Меня встречает только запах прелой листвы, запустенье, и заунывный вой собак откуда-то издалека. Ан нет, ещё какой-то подозрительный молодчик оценивающе разглядывает мои ноги. Я на пару мгновений цепенею. Сказать, что эта показная наглость напрягает, значит ничего не сказать. Абсолютно ничего.
Откровенно плотоядный взгляд проходится от щиколоток вверх до колен, незначительно задерживается у края зауженной юбки и медленно поднимается выше — скользит между полами распахнутого плаща, к вырезу блузы. Вот здесь его внимание задерживается чуть дольше, захлёстывая меня шквалом бессильного негодования. В этой глуши вообще слышали о манерах? Похоже что ни сном, ни духом. Зато раздеть без рук умеют в совершенстве.
Ну вот чего он встал у самого забора? Брюнет. Высокий, крепкий. Поза разбойничья, ухмылка волчья. На прислугу явно не тянет, на художника — ещё меньше. Родственник мужа так смотреть не станет. Впрочем, кем бы он ни был, меня это не касается.
Незнакомец в бурой кожанке продолжает вальяжно подпирать плечом фонарный столб и разве что не присвистывает, завершив осмотр. Подавив порыв одёрнуть юбку, решительно иду мимо него к воротам. Радушие местных жителей однозначно не внушает доверия.
— Добрый вечер, красавица.
Сказано так ровно, немного задумчиво, но слышится почему-то — «раздевайся, ложись…».
Ага, держи карман шире, карандаш подарю. Губозакатывательный.
Прикинувшись глухой, иду не сбавляя шага. Стук каблуков по гравию неумолимо сокращает разделяющее нас расстояние. Три метра — ещё уверенный. Два — относительно ровный. Полтора — уже неверный, сбившийся с ритма под стать замеревшему пульсу. Потому что он медленно и плавно преодолевает эту хилую дистанцию, делая всего один размашистый шаг в мою сторону. Один шаг и дыхание в срыв. Ноги намертво врастают в гравий, а вот сердце суетливо рвётся в галоп. Да толку-то? Дальше грудной клетки не выпрыгнет.
Одно желание
— Помочь? — ещё недоговорив, незнакомец перехватывает ручку чемодана, с неприкрытым интересом вглядываясь в мой профиль.
Глубокий обволакивающий голос звучит одновременно завораживающе и немного пугающе. Примерно как треск пламени — всё варьирует близость к смертоносному жару. Сейчас он пробирает напористостью и ласкает вкрадчивыми нотками. Только мне становится чьим-то случайным ужином совершенно не улыбается. Куда при живом-то муже и вымышленном любовнике?
— Благодарю, не нужно, — упреждающе встряхиваю ручку чемодана, стараясь не реагировать на жжение в том месте, где соприкасаются наши мизинцы. — Меня, вообще-то, ждут…
— Это не проблема, — перебивает он, активно втягиваясь в какую-то одному ему понятную игру. — Такая красивая женщина может позволить себе опоздание. Как насчёт совместного ужина?
Сказано с претензией на флирт, но вопросительные интонации здесь явно для галочки, ибо горячая ладонь совершенно по-хозяйски накрывает мою кисть. Я по возможности незаметно озираюсь, просчитывая возможные варианты избавить себя от назойливой компании.
— Без шансов, — мой голос из-за тревоги не звучит и вполовину так уверенно, как хотелось бы, в связи с чем решаю подкрепить отказ взглядом. Тем самым, которым Алекс припечатал меня с утра, за лишнее любопытство. Лучшее оружие — то, что проверено на себе.
Чтобы посмотреть в лицо наглеца, приходится запрокинуть голову. Мягкий свет фонаря вызолачивает контур не тонких, но и неполных губ, высокие скулы, прямую линию носа. Однако лёгкая щетина придаёт чертам резкость, а волосы, стриженные под единицу в области висков, перерастают в густую угольно-чёрную копну на макушке, ниспадающую на лоб отдельными прядями, и привлекают внимание
