Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
распоряжаться деньгами.
Когда он произнес эти слова, Матильда не расплакалась, не разозлилась. Усмехнулась про себя, подумав о том, как много она сделала для мужа, для фермы, для работников, которых лечила. Вспомнила, сколько времени отняли у нее воспитание детей, поездки с ними на уроки танцев и музыки, проверка домашних заданий. Несколько лет назад Амин поручил ей вести бухгалтерию фермы. Она составляла счета, выдавала зарплату, рассчитывалась с поставщиками. А иногда – да, порой и такое случалось – оформляла поддельные счета. Вносила изменения в какую-нибудь строчку, вписывала несуществующего работника или дополнительный заказ. И складывала пачки купюр, стянутые бежевой резинкой, в ящик стола, ключ от которого имелся только у нее. Она делала это так давно, что уже не испытывала стыда и не боялась, что ее секрет раскроют. Сумма росла, и она полагала, что вполне заслуженно удерживает эти деньги как пошлину, хоть отчасти компенсирующую ее унижение. Что имеет право на эту маленькую месть.
Матильда постарела и, наверное, по его вине – да, именно по его вине – выглядела старше своих лет. Кожа на лице, постоянно страдавшая от солнца и ветра, загрубела. На лбу и в уголках глаз залегли морщины. Даже зеленые глаза потускнели, как будто выгорели, словно поношенное платье. Она потолстела. Однажды в знойный день она, чтобы поддразнить мужа, схватила садовый шланг и на виду у служанки и работников окатила себя водой с головы до ног. Одежда облепила тело, стали видны затвердевшие от холода соски и густая поросль на лобке. В тот день работники, проводя языком по почерневшим зубам, молили Всевышнего, чтобы Амин не потерял рассудок. Почему она такое вытворяет? Она ведь взрослая женщина! Да, действительно, детей в жару иногда поливают водой, если они перегрелись на жгучем солнце и вот-вот потеряют сознание или начинают бредить. Обычно им велят зажать нос и закрыть рот, потому что от воды из колодца можно заболеть и даже умереть. Матильда была как ребенок и, как все дети, умела без устали ныть и клянчить. Она напоминала Амину, как они когда-то были счастливы, как отдыхали на море, в домике Драгана в Мехдии. Кстати, заметила она, Драган устроил бассейн у своего городского дома:
– Почему у Коринны есть то, чего нет у меня?
Она внушила себе, что именно этот довод заставил Амина сдаться. Она произнесла эту фразу жестко и уверенно, тоном опытного шантажиста. Матильда полагала, что в 1967 году у Амина с Коринной была связь и длилась она несколько месяцев. Матильда была в этом уверена, несмотря на то что ни разу не нашла никаких доказательств, кроме незнакомого запаха и следа от помады на его рубашках – гадких, пошлых улик, на которые нежданно-негаданно натыкаются жены. Нет, у нее не было доказательств, но это бросалось в глаза, как будто между этой парочкой догорало невидимое пламя и вскоре ему предстояло погаснуть, а пока что приходилось терпеть его жар. Однажды Матильда довольно неуклюже попыталась посвятить в эту историю Драгана. Но доктор как истинный философ стал с течением времени еще более снисходительным и сделал вид, будто ничего не понял. Он не пожелал опускаться до мелочности и в союзе с пылающей гневом Матильдой вести войну, которую считал бесполезной. Матильда так и не узнала, сколько времени Амин провел в объятиях Коринны. Как не узнала и о том, была ли между ним и этой женщиной любовь, говорили ли они друг другу нежные слова, или, наоборот – что было бы еще хуже, – ими владела молчаливая плотская страсть.
С возрастом Амин стал еще красивее. Виски его побелели, он отпустил тонкие усики, черные с легкой проседью, и стал походить на Омара Шарифа. Он носил темные очки, словно кинозвезда, и почти никогда их не снимал. Но не только смуглое лицо, волевой подбородок, скупая улыбка, открывавшая белоснежные зубы, – не только это делало его таким красивым. С годами он стал выглядеть еще более мужественно. В его движениях появилось больше свободы, в голосе – больше глубины. Теперь его скованность принимали за сдержанность, суровость придавала ему сходство с диким зверем, который вроде бы безучастно лежит на песке, а сам готов одним прыжком сбить с ног свою жертву. Он не вполне понимал, насколько велика его привлекательность, и осознавал ее постепенно, по мере того как она набирала силу как будто помимо его воли, как будто существовала отдельно от него. Он держался так, словно сам себе удивляется, и в этом, скорее всего, заключался его успех у женщин.
Амин обрел уверенность в себе, разбогател. Отныне его уже не мучила бессонница, он не смотрел долгими ночами в потолок, подсчитывая свои долги. Ему больше не мерещилось, что он на грани разорения, что дети его пойдут по миру, а семья будет опозорена. Амин просто спал. Кошмары теперь его не посещали, он стал уважаемым человеком в городе. С некоторых пор их с Матильдой приглашали на все приемы, с ними жаждали познакомиться, жаждали бывать у них в гостях. В 1965 году им предложили вступить в местный Ротари-клуб, и Матильде стало известно, что случилось это вовсе не благодаря ей, а благодаря ее мужу и что этому поспособствовали жены членов клуба. Молчаливого Амина окружали нежной заботой. Женщины приглашали его танцевать, прижимались щечкой к его щеке, клали его ладонь себе на бедро, и хотя он не умел связать двух слов и был не особенно ловким танцором, ему порой казалось, что для него вполне возможна такая жизнь – легкая, как шампанское, которым пахли губы этих женщин. Бывая на этих приемах, Матильда ненавидела себя. Ей казалось, что она слишком много говорит, слишком много пьет, а потом еще долго, по нескольку дней, ее мучил стыд за свое поведение. Она воображала, будто ее осуждают, считают дурой и пустышкой, презирают за то, что она смотрит сквозь пальцы на измены мужа.
Конечно же, члены клуба настойчиво приглашали Амина присоединиться к ним, проявляли к нему доброжелательность и внимание в первую очередь потому, что он был марокканцем, а ротарианцы, принимая в свои ряды арабов, хотели показать, что эпоха колониализма, эпоха двух параллельных миров, наконец закончилась. Многие из них, разумеется, уехали из страны осенью 1956 года, когда разъяренная толпа выплеснулась на улицы и дала волю кровавому безумию. Был сожжен кирпичный завод, людей убивали прямо на улицах, и иностранцы поняли, что отныне они здесь чужие. Некоторые сразу собрали чемоданы и уехали, покинув квартиры, где мебель покрывалась пылью, прежде чем их выкупали марокканские
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
