тебе и пришла.
И так она всё это говорила, и так сияла при этом, что понял Креска — не сможет он отказать. Никак нельзя отпихнуть такую доверчивость, не сломав при этом душу детскую. Такую чистую и светлую. И представил он, как поникнет она, от отказа его. Как потухнет свет, что сейчас из глаз её лучится. Как съёжится вся да пойдёт от него ссутулившись, ногами пыль загребая и носом шмыгая… Нет, нельзя так!
— Ну, что ж, — сказал он, — будь по-твоему. Давай мерку с руки снимать.
Снял он мерку, а девчонка зажмурилась, ладошки к груди прижала, и вся сияя, проговорила:
— У меня будет самый лучший ножик!
Сунула ему в руку кусок серебра да и побежала к деревне — только пятки засверкали, да пыль за ней столбом взвилась.
— Как звать-то тебя? — крикнул вдогонку Креска.
— Вера! — донеслось до него из-за клуба оседающей пыли.
Уселся Креска на порог, а у самого рот до ушей! Нет, не от серебра в руке, а от чего-то, Верой ему в груди оставленного! Светящегося и радостного! А серебро он вечером матушке отдал, хозяйство поддержать.
Всё бы оно хорошо, да как теперь с задачей такой справиться? Ведь для скольких дел ножик нужен? И нитку резать, и травы по росе срезать, и колышек затачивать, да ещё и дичь с рыбой потрошить! Вот ведь задача…
— Эх, батюшка, — вздохнул он, — зачем так рано ушёл от нас? Как мне тебя не хватает! Кто же объяснит мне, как и что делать? Кто подскажет, как дело начать да завершить его с честью?
И вдруг — будто в ухо шепнул кто-то:
— Присмотрись, как эти дела делают…
Замер Креска, аж рот раскрыл… А ведь верно! Как нитку обрезать, чтобы срез ровным был? Как траву правильно срезать? Как колышек заточить, чтобы острым стал? Да как дичь с рыбой потрошить, чтоб удобно было?
Пришёл Креска вечером домой, а там матушка рушник вышивает. Сел он напротив и стал глядеть, как она нитку режет. Вот совсем мало нитки за иголкой осталось, берёт она ножик не глядя — и чик… только коснулась, и всё. А срез ровный, аккуратный. Целый вечер смотрел Креска, как она это делает, и ножик разглядывал батькой кованный. И сам порезать попробовал. Понял, что и как.
Наутро до зари ещё пришёл к деревне, дождался, кто из баб да девок за травами по росе пойдёт, да и увязался с ними. Режут они травы, заговоры шепчут, а Креска чуть не носом под нож лезет, чтобы увидеть, как тот по траве скользит, какой срез оставляет. Бабы ругались поначалу, чтоб не мешал. Да потом поняли — не просто так Креска всё разглядывает. Видно, душа его родовая проснулась. Он ведь на то и кузнец, чтобы во всяком, даже простом деле своё знание иметь. А поняв, рассказали ему о том, что нож должен ровный срез у травы сделать, чтобы сила её целебная при ней и осталась. Иначе никакой пользы от неё не будет. Да срезать надо быстро, чтобы растение не мучить. Заговор же нужен, чтобы растение знало, что не просто так его срезали, а по необходимости. Тогда сила его благой будет и с любой хворью запросто справится.
Чтобы третье дело узнать, набрал он сучьев и уселся с ножом у кузницы. Начал колышки заострять. Да не просто, а присматриваясь, да рукой чувствуя, в каком месте и как ножик движется, где больше силы надо прикладывать, где меньше… Долго он так сидел, чуть не по пояс стружками засыпался, а понял всё же, какой для колышков ножик нужен.
А вечером к рыбакам пошёл и долго смотрел, как они рыбу потрошат. Как ножами орудуют. Сам за дело взялся, не один подзатыльник от рыбаков получил, пока сей навык освоил, но в конце концов тоже понял, как ловчее для этого ножик сварганить.
И вот сидит Креска на пороге кузни и думает:
— Для каждого дела у ножа своя форма нужна, своя острота, да заточка… Как же объединить всё это в одном ножике? Как совместить такие разные вещи? Это сколько ж я железа изведу, пока нужную форму придумаю? А оно ой как дорого! Эх, батюшка, зачем так рано ушёл от нас? Как бы просто ты мне сейчас рассказал всё да разложил по полочкам!
Вдруг-будто голос в голове прозвучал:
— А ты нарисуй сначала, а потом из полешка выстругай.
Подскочил Креска! Чуть о притолоку головой не ударился, да росту не хватило, только волосами коснулся. Огляделся кругом. Нет никого… А совет-то дельный.
Взял он палочку, разровнял песок под ногами, и давай ножик рисовать. Два дня рисовал. То неудобный получается, то в каком-то месте слабоват… Но коли хочешь чего добиться, и делаешь это душу вкладывая, обязательно оно у тебя получится. Так и у Крески вышло. Нарисовал он свой ножик, а потом и из дерева вырезал. В руках покрутил, к нитке примерился. Вдоль травинки провёл, к колышку приложил. Представил, как рыбу им потрошить будет. Всё вроде хорошо получается.
Раскалил он заготовочку, бросил на наковальню и застучал молотком, только искры в разные стороны полетели. Долго ли ковал, коротко ли, то мне неведомо, а всё же сделал Креска чего хотел. Закалил в воде, заточил о камень, и дрожащими от нетерпения руками нитку отрезать попробовал. Криво нитка отрезалась. Травинку резать стал, так поломал её только. А с колышка ножик совсем соскальзывал, в дерево не въедаясь.
Заточил он ножик ещё острее, совсем тоненьким жало его получилось. Ещё пробовать стал. Нитку сразу отмахнул, травинку так себе, а на колышке жало у ножа волной погнулось. Видно, крепости у железа не хватает.
— Эх, батюшка, как вот без тебя мне такую задачу решить?
Вдруг ветерок зашумел, а из его шума будто слова сложились:
— А ты ш-жало-то у нош-жа по х-холодному уплотни-и…
Задумался Креска над словами Ветра, и так их покрутил, и этак. А чего бы и не попробовать? Поправил он ножик, остудил, да и принялся жало молотком охаживать да уплотнять его. Хоть и сильно бить надо, да точно и аккуратно, чтобы выше не зацепить. Так уплотнил, что по-другому звенеть жало начало. Заточил по новой, и опять пробовать… От одного прикосновения нитка распалась, травинка ровно срезалась, а от колышка только стружка полетела! Обрадовался Креска, побежал домой матушке хвастаться!
Попробовала матушка ножик, и так, и эдак — всё хорошо, со всем он справляется!
— Хороший ножик, почти как батюшкин получился! Вот только
