выписывайте протокол, либо валите нахрен!
— Да кому ты нужен?! Ещё рапорт-кляузу напишешь.
— Напишу, потому что вы, мудаки, забыли этику закона о полиции!
— Да ладно, чё ты, собакевич. Давай, хорошей дороги!
На этих словах патруль рванул вперёд, оставляя шлюпку Чака висеть на полосе безопасности.
Можно было, конечно, написать рапорт на этих двух оленей, скорее всего за расистские шутки их бы лишили премий или даже объявили выговор. Но травоядные были не так просты, и внезапно вскрывшихся двух пунктов нарушенных дорожных директив Чаку вполне хватило бы на выговор от начальства, что делало саму затею, мягко говоря, нерентабельной.
“Мало ли кто кого назвал собакой, а оленей этих я запомню, как говорится, земля квадратная, за углом встретимся”, — думал офицер, начиная движение, убедившись, что по флай-полосе не летит такой же как он лихач.
И вот, спустя какие-то минуты он парковал свою шлюпку в гаражном боксе полицейского участка. Вальяжно, никуда не спеша поднялся по лестнице на двадцатый этаж, всегда предпочитая её лифтам, и отворил дверь в отделение.
Отдел встретил его привычной суетой и непрекращающимся шумом. Тут тащили в комнату задержанных истатуированного латиноса, парень перебрал с наркотой и был не в себе. Там оформляли путан котодевочек. Девчонки сделали себе отличные человеческие тела с внушительными формами, из внешних параметров были добавлены лишь ушки и хвосты, но Чак чувствовал, что это лишь вершина айсберга. Внутри у мяукающих бестий были встроены гены с феромонами, что повышало их популярность среди почитателей такого досуга. А вот бежит куда-то наряд из четырёх фурри-горилл — группа захвата, которая сначала бьёт, потом говорит.
— Чак, привет!
— Привет, Чак!
— Вульфен, дарова!
— Чак, хай! — доносилось со всех сторон.
Офицер только нарочито улыбался и махал, двигаясь к своему кабинету, где наконец-то мог окунуться в работу, не видя всей этой суеты.
Дверь закрылась за его спиной, отделяя опен спейс дежурной части и комнаты с задержанными от кабинетов оперативников, где народ, так уж получилось, собрался более хмурый и вдумчивый.
Замок отсканировал глазную сетчатку Чака, и персональная комната, заваленная документами, разложенными на всех верхотурах, полках, шкафах, сейфе, ну и, конечно же, на столе, приняла офицера.
У единоборцев есть такая поговорка: “надел кимоно, считай, устал”, так и Чак устало бухнулся в своё кресло.
— Добрый день, Чак! — поздоровался рабочий компьютер приятным женским голосом. — Вас уже искал мистер Филин. Я предположила, что вы с утра работаете по адресам, так что, если вас спросят, где вы были и почему пришли в двенадцать, вы меня не сдавайте во лжи.
— Тебе спасибо, Киби, что не сдала меня. Я задержался, просто олени штрафануть хотели, — зачем-то оправдался Чак.
— Вам как всегда двойного молока с сахаром? — предположила машина, давно зная, что организм Чака лишь внешне гуманоидный, тогда как внутри, как у представителя семейства псовых, у него есть абсолютное неприятие кофеина.
— Да, давай, Киби, без сахара мозг не работает вообще, — согласился Чак, но был прерван голосовой связью.
— Вульфен! Мать твою за ногу дважды! Неси свою мохнатую задницу в мой кабинет! — прокричало пространство голосом начальника, филина по происхождению и мозгоправа по образу мышления.
— Вот и попил двойного молока, — выдохнул Чак, вставая с места. — И с чего это шеф считает, что моя задница мохнатая?
— Удачи вам, Чак, — проговорила машина. — Думаю, если ему напомнить, что вы почти полностью человек, то каждый день будет звучать что-то типа: “эй, волчара бритозадый!”.
Чак резонно кивнул и направился на ковёр к начальству.
Он остановился у кабинета шефа, взглянув на вполне себе человеческую девушку, секретаршу Маргарет. Та, оторвавшись от окраски своих ногтей, указала ладонью на дверь шефа, мол, тебя давно ждут! И на выдохе Чак вошёл, сначала открыв дверь, затем заглядывая головой и тарабаня пальцами по двери.
— Заходи, садись, — приказал стоящий спиной двухметровый серый полуфурри-филин, порядком отрастивший себе бока.
Шеф держал за спиной длинные, мощные, почти до самых его лодыжек руки. Они были апгрейжены сложенными крыльями, которые по желанию могли поднимать его в воздух. Однако никто и никогда не видел, как шеф на них летает.
Чак послушно присел за Т-образный стол, где уже сидела красивая человеческая девушка полуфурри с лисьими ушками и, как и положено лисам, сложенным на коленях пушистым хвостом. Рыжие волосы с голубой прядью посередине причёски, прямой аккуратный нос, тонкие пальцы с ухоженными ногтями без признаков лака — аккуратность и легкомыслие в одном флаконе.
Оперативник кивнул глазами, на что девушка широко улыбнулась милым человеческим лицом.
— Ты, Чак, меня прости, но выбор пал на тебя, — начал начальник, поворачивая голову на сто восемьдесят градусов и теперь смотря на собравшихся в его кабинете.
— Доброго дня, Шазил Филиппович! Что за выбор-то?
— Ты у нас вытянул короткую спичку, тебе и стажёра учить!
— Ну… у меня, как бы, не совсем школа: убийства, органы, боеприпасы. Шеф, стажёра бы лучше к Рэббиту в команду. И я не тянул никакую спичку, — отнекивался Чак.
— Конечно не тянул, потому что на работу к двенадцати приходишь! Короче, бери стажёра и делай из него оперативника!
— Добро, шеф, где ваш стажёр? — пожал плечами офицер.
— Ты что, молоко с сахаром не пил сегодня ещё? — брови филина поползли наверх. — Этого стажёра!
И огромная рука шефа показала на лисодевочку.
— Ах-аха, смешно шутите, — широко улыбнулся Чак, но потом его глаза и лицо стали серьёзными. — Нет шеф, за что?
— Да, Вульфен, да! Не «за что?», а так решила спичка.
Чак Вульфен наклонился к столу в сторону шефа, будто так лисодевочка не могла бы его слышать.
— У меня же уши оторвать могут и хвост поджарить. Да что там поджарить, убить!
— Не лепи мне отмазки, Чак! Ты — старый волк. Сделай так, чтобы не поджарили! Всё, стажёр Эйни Лаос, поступаете в подчинение капитана Чака Вульфена.
Лисодевочка расплылась в улыбке, будто выиграла счастливый билет. Чак опустил свою голову на стол, и лоб с глухим стуком соприкоснулся с древесиной.
— Не надо тут мне драматургии, Вульфен! Встать смирно! — взъерошился фурри филин, и оперативники вытянулись по стойке смирно.
Лисодевочка смотрела на Чака, а Чак проклинал себя в мыслях. Они покинули кабинет шефа молча.
Попав в приёмную, Чак заметил смотрящие из всех кабинетов оперативников радостные взгляды.
—
