С дуба слетела малиновка. Малиновка приземлилась недалеко от Герасима и стала на него смотреть.
Герасим отщипнул от краюхи и накрошил для малиновки. Птица благодарно защебетала и поскакала к крошкам.
— Чивик-чирик!
Но Герасим этого не услышал, потому что был глухонемой. Он только видел, как она скачет.
Поев немного, Герасим подложил котомку под голову и заснул.
Глухонемой спал крепко и не слышал, как с высокого неба слетел коршун и съел знакомую малиновку.
А когда проснулся и увидел на земле кровь и перья, всё понял и нахмурился. Дурной знак.
Пришел он в Москву затемно. Уже квакали из реки лягушки и в садах пели сверчки. Но Герасим этого не слышал. Он только видел светлячков на кустах, звезды в небе, быстрые тени летучих мышей и полную луну.
Чтобы не делать большой крюк, идти пришлось через кладбище.
Герасим перекрестился и перелез через забор. Он шел мимо могил с покосившимися крестами, мимо страшных кустов и зловещих деревьев.
Ему казалось, что деревья похожи на скелетов, а кусты на чертей. Ему казалось, что сейчас кто-то кинется на него сбоку или сзади, и специально не оглядывался.
И правильно делал, потому что за ним и вправду шел желтый мертвец в белой рубахе и пугал Герасима жуткими криками.
Но Герасим и этого не слышал. Герасим не боялся звука. Герасим боялся вида. И если бы мертвец об этом знал, то зашел бы спереди.
Герасим благополучно миновал кладбище и перелез через забор. Мертвец проводил его недобрым взглядом светящихся в темноте глаз.
Уже рядом с домом Герасим встретил разбойников. Он прошел мимо двоих лиходеев, которые вышли из кустов и закричали ему в спину:
— Эй, дядя! Стой, чего спросим!
Но Герасим их не слышал и шел дальше. Тогда один сказал, что его надо догнать и обобрать. А второй сказал, что его еще надо зарезать за то, что он не остановился. И пока они разговаривали, Герасим дошел до калитки и скрылся.
— Вот, блядь! — сказал один грабитель.
А второй сказал:
— Хуй с ним!..
Зазвонил телефон. Женька положил тетрадь и снял трубку.
— Але!.. Привет… У меня… Ну… Погоди, спрошу, — он отодвинул от уха трубку:
— Петька, Леха зовет на ипподром… Пошли?
— Ну, пошли…
2
Петька и Женька вышли из дома. Было солнечно и тепло. Они прошли мимо автобусного круга, мимо кладбища и церкви, у которой, как всегда, сидело полно нищих-побирушек. Женька вытащил из кармана мелочь и кинул одной в коробку.
— Ты по какому принципу выбрал кому подать? — спросил Петька.
— У нее самая затертая надпись, а это значит, что она не меняет своих убеждений. Я люблю людей, которые не меняют убеждений в зависимости от погоды.
Петька посмотрел вверх:
— Погода замечательная.
— Лето, — сказал Женька, — это праздник, которого не замечаешь, пока он не останется за спиной.
— Чего ты говоришь? Не понимаю.
— И не поймешь никогда! Ты оперируешь другими цветами жизни.
— Оперируют хирурги. Они отрезают руки-ноги и вспарывают животы. У меня дядя нейрохирург. Некоторым мудакам он отрезал по полмозга и это совсем на них не отразилось. Совершенно не было заметно, что у них не хватает.
— Это доказывает, что ресурсы человеческого мозга задействованы только на десять-пятнадцать процентов.
— Точно, — Петя посмотрел вперед. — Я предлагал дяде пересадить для смеха кому-нибудь мозги от барана. Не у всех бы это было заметно.
Друзья вышли к площади перед станцией метро "Сокол" и встали у остановки двадцать третьего трамвая.
— Эти рельсы приведут нас в неизвестное, — сказал Женька отвлеченно.
— Чего там неизвестного? Все известно — остановка "Площадь Марины Расковой", потом "Аптека", потом "Академия", потом "Аэропорт" потом "ЦСКА", потом "Аэровокзал" и так далее до "Ипподрома".
Женька посмотрел на друга свысока, хотя был ниже.
— Некоторые идут трамвайными путями, а другие выбирают свободу и волю.
Подошел трамвай. Двери раскрылись, из вагона посыпались люди.
— Посмотри на них! — не унимался Женька, отойдя в сторону, чтобы его не сшибли. — Стадо баранов спускается на землю!
— Ага. Я ж говорил! — Петька помог старушке вытащить сумку на колесах и поставил ее на асфальт. — Кирпичи перевозим, бабуля?
Бабушка заулыбалась двузубым ртом.
— Кирпячи, а чаво ж ишо перевозить-то? Оградку строить на могилке.
— Себе что ли? — пошутил Петька.
Бабушка отмахнулась:
— Тьфу на тебя, фулиган!
Женька и Петька зашли в заднюю дверь. Петька кинул в кассу две копейки и оторвал два билета.
— Нехорошо, молодые люди, — сказал сидевший напротив кассы пожилой дядя в вышедшем из моды сером пиджаке и парусиновой шляпе. — Не за тем я на фронте очко рвал, чтоб вы, подлецы, по две копейки швыряли! Две копейки на два билета — это по копейке билет получается![1] За такую цену только чебурашки кататься могут! Копейка! Копейка — без сиропа! Три копейки — с сиропом![2] Что ж вы, суки, считать не научились?!
— Отъебись, — Петька отвернулся от пенсионера.
Дальше друзья прослушали за спиной выступление о том, что раньше было не так и таких как они вешали.
3
Петька и Женька слезли на остановке и направились к ипподрому.
У служебного входа уже стоял Лешка и оживленно беседовал с тремя девицами.
Девиц звали — Лариса, Лена и Рита.
— Сегодня скачки отменили, — сообщил Лешка, — ипподром в полном нашем распоряжении.
Лешка уже давно работал здесь на конюшне.
Они миновали служебный вход, и через конюшни попали в небольшую полутемную комнату.
В комнате стояло два обшарпанных дивана, стол с металлическими ножками (как в столовых). На столе — несколько бутылок портвейна и две бутылки венгерского литрового вермута (для дам). В углу стоял ободранный холодильник "Саратов", на нем — телевизор "Шилялис" со сломанной комнатной антенной.
Стены комнаты украшали плакаты артистов — Аллы Пугачевой из кинофильма "Женщина, которая поет", рок-группы "Машина времени" с Софией Ротару из кинофильма "Душа", Вахтанга Кикабидзе в белом костюме и прошлогодний календарь с полуголой японкой. Рядом висела фанерная гитара с немецкими наклейками и седло.
— Милости прошу к столу! — Лешка сделал приглашающий жест.
— А где у тебя зеркало? — спросила Рита.
— В углу за холодильником.
В углу за холодильником висело старое мутное зеркало, поцарапанное изнутри.
Рита вытащила из холщевой сумки косметичку и стала красить губы.
Лена и Лариса встали в очередь.
— Зачем губы-то красить?! — заволновался Лешка. — Сейчас же пить будем — вся помада на стаканах останется! Как ее потом холодной водой отмывать?!
— Красота требует жертв, — сказала перед зеркалом Лариса с поджатыми губами.
— Ты и станешь первой…