— С друзьями, — тут же отвечаю я.
— И с вами была Марина Шереметьева, верно?
— Была, — я киваю. — Она меня туда позвала, — пожимаю плечами, все еще не понимая, к чему клонит отец.
— Она тебя позвала? Это чистая девочка? Скромница, отличница, целомудренная девушка, не гуляющая с парнями? Как ты можешь врать, Соня?
— Скромница? — уточняю на всякий случай: мало ли, может мне в ухо попала вода и я слышу совершенно не то. — Целомудренная?
— Именно, Соня. Ее отец позвонил мне с жалобой на то, что ты подговорила его Мариночку на эту поездку. Ты как могла? Она идет на красный диплом, ей остался год отучиться…
Отец говорит и говорит, а я вспоминаю эту “скромницу”. Может дома она и божий одуванчик, но последний раз, когда мы виделись она активно отрывалась на тусовке, причем ушла оттуда гораздо раньше меня и точно не одна, хотя я пыталась уговорить ее остаться.
— Послушай, папа, — я прерываю его тираду взмахом руки. — Я, конечно, не идеальная дочь, часто совершаю ошибки и делаю то, что заставляет тебя краснеть, но не записывай мне все грехи только потому, что я такая вот непутевая. Мариночку никто никуда не тянул. Она ушла с вечеринки в полночь с каким-то парнем, хотя я говорила, чтобы она осталась.
Мне без разницы, поверит отец или нет. Я никогда не вру: если потратила пятьдесят тысяч, я честно скажу, что потратила, еще и объясню куда. Разбили вазу по моей вине — признаюсь, но вот то, чего не делала, никогда на себя не возьму. Я не Робин Гуд, в конце концов, мне некогда спасать скромных бессовестных девиц.
— Соня, — продолжает отец. — Время, когда я беспрекословно верил тебе прошло. Я устал слушать от друзей и знакомых о том, что моя дочь гулящая и пьющая.
— А ты не слушай, — начинаю огрызаться.
— Соня.
— Папа, — я выдыхаю. — Мне не пятнадцать лет. Я взрослая, самостоятельная и самодостаточная. Я устроилась на работу и слезла с твоей шеи. Мне казалось, что после этого я не должна отчитываться, где, когда и как я провожу вечера и даже ночи.
— Соня, — отец повышает голос и перебивает меня, но я взмахиваю рукой, давая понять, что хочу договорить.
— Я уже двадцать три года Соня, папа. Я закончила университет, да, безусловно, с твоей помощью, но я это сделала. Я нашла работу, сейчас в поисках квартиры. Я больше не хочу слушать о том, что непутевая и позорю тебя. Если тебя не устраивает краснеть говори всем, что у тебя нет дочери.
Я встаю, чтобы уйти. Слезы жгут глаза, потому что я никогда не разговаривала так с отцом, а он, в свою очередь, не бросался в меня пустыми, беспочвенными обвинениями только потому, что его богатый партнер по бизнесу “заверил” его, что Мариночка чистая и невинная девочка.
— Сядь! — рычит отец так, что я невольно повинуюсь и сажусь обратно.
Я должна уйти. Наплевать на его приказ и уйти. В конце концов, я верно сказала, я теперь зарабатываю самостоятельно, а значит и отчитываться ни перед кем не должна.
— Ты послушаешь меня, Соня. Ты хоть знаешь, сколько сил я вложил в то, чтобы у тебя все было? Чтобы ты получила достойное образование, лучшую одежду, соответствующее питание и поездки за границу с одноклассниками? Сколько я пахал на имя, чтобы меня уважали и говорили, как о человеке, который знает свое дело? Так вот я тебе скажу. Я до сих пор пашу, как проклятый. Потому что вся моя империя уйдет тебе. Единственной дочери, которая даже не думает о своей репутации.
— Папа, — пытаюсь вставить хоть слово, но на этот раз не дают уже мне.
— Нет, Соня. Я скажу до конца. Я принял решение: ты уедешь за границу. Поживешь там, научишься вести себя как взрослая, самодостаточная девушка. И только после всего этого вернешься обратно. Я подобрал тебе пансион, — я слушаю и не верю, что все это происходит со мной на самом деле.
Он ведь не серьезно? Какой пансион? Какая заграница? Но отец продолжает говорить вполне серьезно, рассказывает о преимуществах, о том, как там прекрасно и что вот именно там меня научат правильному поведению. Решение приходит молниеносно. Я бросаю взгляд на часы: почти девять. Именно во столько обычно приходит Тимур к дедушке. И примерно через десять минут он войдет в мой кабинет, чтобы узнать ответ на свое предложение.
— Я выхожу замуж, пап, — выпаливаю на одном дыхании, заставляя отца замолчать.
Он непонимающе смотрит на меня, несколько раз моргает глазами, после чего проводит рукой по густой седой щетине и изрекает:
— Замуж?
— Да, папа, замуж, — утвердительно киваю и встаю из-за стола. — Совсем скоро я тебя познакомлю с женихом, а пока мне пора бежать.
Чмокаю отца в щеку и, пользуясь его временным замешательством, выбегаю из кабинки. Надеюсь успеть за семь минут добраться до работы, но не получается. Прибегаю я в половине десятого и узнаю, что Тимур Байрамов уже ушел. Действительно приходил ко мне, прождал минут пять и ушел. Что ж… придется искать его самой.
Глава 2Отпрашиваться с работы, чтобы найти Байрамова, я не собираюсь. Вместо этого отрабатываю положенные мне часы и как только стрелка показывает без десяти пять, срываюсь с места и несусь в кабинет Генриха Илларионовича. Перед тем, как зайти в кабинет, получаю одобрение его секретарши, стучу и прохожу внутрь.
— Добрый вечер, Генрих Илларионович.
— Добрый, Сонечка.
Он, на удивление, относится ко мне лучше родного отца. Наверное потому, что я не выносила ему мозги и не устраивала в его доме вечеринки, а еще не позорила его имя перед партнерами.
— Садись, Сонечка. Как твои дела? Справляешься? Помощь не нужна? Ты только скажи, и я попрошу кого-нибудь постарше помочь.
— Нет-нет, что вы, — тут же улыбаюсь я. — Все в порядке. Я со всем справляюсь. Если нужна помощь, сама спрашиваю, не переживайте.
— Что же привело тебя ко мне?
— Дело в том, что ваш внук оставил у меня зажигалку, — я извлекаю из сумочки зажигалку, купленную неподалеку от работы в обеденный перерыв и демонстрирую ее Генриху Илларионовичу. — Я бы хотела вернуть ее. Вы не могли бы сказать, где я могу его найти?
— Давай мне, я передам ему, — тут же предлагает мужчина, а я понимаю, что такого исхода событий совсем не предвидела.
— Понимаете… я бы хотела с ним переговорить. И это никак не может подождать.
Генрих Илларионович кивает и просит подождать. Достает айфон последней модели и что-то нажимает в нем, после чего говорит:
— Записывай адрес.
Я быстренько достаю ручку и блокнот и записываю улицу и номер.
— Это его зал. Он пробудет там часов до семи, так что у тебя целых два часа, — мужчина улыбается белоснежной улыбкой и откладывает телефон подальше.
