Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
знала ты и не знала я.
Тая расслабилась и засмеялась.
– Ну ты даешь. Я бы ни за что так красиво не придумала…
* * *
– Пошли на пятачок.
Ожидая Люсю, расчесывающую волосы, Тая вертелась вокруг одного из столбиков крыльца подобно танцовщице у пилона.
– Кажется, ты похудела.
– Да? – делано удивилась Тая.
Порыв ветра надул на ней длинную юбку, солнечный свет пробился сквозь легкую алую ткань – будто внутри фонарика желаний возникли очертания стройных ног девушки.
– У тебя шикарная фигура…
Тая погасила довольный блеск в глазах. Промолчала – приняла комплимент как должное.
Если бы Люся только знала, чего тебе это стоило.
У подруг имелось любимое место в лесу – пятачок, так они называли его. На пригорке, окруженном рвами времен Отечественной войны, заросшими вереском, брусничником, толокнянкой, стояло удивительное дерево – очень старая, в два обхвата, сосна. Торчащие из земли могучие корни лежали кругом, точно выползшие погреться на солнце змеи. А нижняя часть ствола, практически лишенная коры, гладкая как камень, темно-серая, отшлифованная временем и всеми теми, кто приходил сюда, гладил ее и скоблил от нечего делать, имела выпуклое утолщение, своей формой поразительно точно повторяющее женскую грудь, на нем даже был «сосок» – зачаток наметившейся, но не выросшей в том месте ветви.
Тая и Люся проходили по главной улице через садоводство, выросшее на лесистом холме, точно семейство опят на пне, огибали шлагбаум на въезде, пересекали шоссе; в молчании, будто могилу, обходили автобусную остановку с выгоревшей на солнце надписью-граффити «Я люблю Захара М.», спускались и шли вдоль залива по двухколейной, когда-то проделанной трактором дороге, у самого берега – сухой и пыльной, а дальше, в бору, изрытой корнями, усыпанной прошлогодней мягкой бурой хвоей. Прогулка служила поводом остаться вдвоем. Фраза «идем на пятачок» давно превратилась в позывной – когда одна из подруг произносила ее, другая только кивала: поняла, мол, есть разговор.
Тая присела на толстый корень и приветственно провела ладонью по могучему стволу сосны с «грудью».
Люся устроилась рядом и принялась поправлять кремовую розочку, устроенную в треугольном вырезе майки.
– Живая? Я не обратила внимания. Думала, брошка. В вашем саду таких вроде нет.
– Это мне принесли.
– Кто? Захар?
– Да… С братом заходил. На пару минут.
– Розочки дарит! Он на тебя глаз положил, говорю же.
– Не, брось… Они всем соседкам такие розочки выдали. И Нюре с Оксаной тоже. Ездили с утра куда-то на машине и нарвали.
– А мне не подарил. – Тая поджала губы. – Я для него особенная. Неприкасаемая. Других девчонок он и посмешит, и пощекочет, а ко мне на выстрел не подойдет.
– Ты сама себя так ведешь, что к тебе подходить не хочется. Будь я Захаром, не подошла бы. Со стороны виднее. Ты откровенно его игноришь в компании, на все его реплики, обращенные к тебе, отвечаешь односложно или вовсе как-нибудь странно. Вот хотя бы вчера. Ну не хотела ты показывать блокнот, дело хозяйское. Только огрызаться зачем? Может, твои рисунки ему интересны. Захар даже в лице переменился, так ты его отшила.
– Ему все равно. Его не моя реакция огорчила, а то, что он не получил чего хотел. Красивые парни острее реагируют на обломы.
– Он мне сам сказал сегодня, когда я спросила, есть ли для тебя розочка: «Я бы принес, да она мне ладно спасибо не скажет, так ведь еще рожу скривит, точно я ей говно на лопате сунул». Твое поведение выглядит так неестественно! Пожалуй, даже напоминает издевательство.
– Ну и прекрасно! – Тая ехидно наморщила нос. – Пусть думает, что у меня все прошло. Что мне уже пофиг. И все остальные пусть тоже так думают. Пусть поскорее забудут. Нет ничего хуже, чем ловить на себе злорадно-жалостливые взгляды «она в него влюблена, а ему плевать, ах, бедняжечка…».
В устремленном на подругу взгляде Люси читалось искреннее сочувствие. Тая отвернулась, пытаясь одолеть знакомые «иголочки» в носу.
– Я ненавижу жалость, – сдавленно произнесла она. – Когда жалеешь, всегда мысленно ставишь себя выше, а когда жалеют тебя, то, даже если до этого ты крепился, нестерпимо хочется плакать. Жалость делает акцент на слабости. Она убеждает в ней и не помогает, а еще больше затягивает в безнадежность. Потому, прошу тебя, не жалей. Никогда и никого. Это жестоко.
Перестав моргать, Тая сканировала взглядом густой штрихкод далеких стволов – пусть успевшие выступить слезы высохнут до того, как их заметят.
Вдруг нечто бесшумно проскользнуло мимо.
– Белка! – воскликнула Люся. – Смотри! Смотри!
Юркий зверек стрелой взлетел по золотисто-медному стволу сосны почти до самой вершины. Некоторое время девчонки сидели с поднятыми головами, высматривая его среди длинной голубоватой хвои.
Люся достала из кармана «Сникерс», принялась растягивать пальцами края упаковки, чтобы ее открыть.
Тая плавила лакомство неподвижным взглядом.
– Хочешь? – спросила Люся, освободив от упаковки соблазнительно подтаявший толстенький шоколадный брусок.
– Нет, – быстро ответила Тая, отрезав себя этим коротким словом от возможного соблазна.
– Хорошо тебе, – жуя, прокомментировала Люся, – у тебя сила воли. А у меня – ляжки.
Она ущипнула себя за сочную загорелую мякоть бедра. Потом шлепнула в шутку. Здоровая девичья плоть заколыхалась.
Тая молчала, разглядывая на кончике пальца свежую каплю смолы, прозрачную, как желтое стеклышко.
Сила воли… Эх…
Майя Плисецкая говорила: женщина один раз в жизни делает выбор, вкусно есть или хорошо выглядеть.
А ты все никак не определишься.
– Расскажи, как у тебя получилось похудеть? Ты считаешь калории? Или ешь только определенные продукты? Ты совсем не ешь сладости?
– Я мало ем, – уклончиво ответила Тая.
– Ну сколько примерно?
– Да не знаю я! Глупые вопросы ты задаешь!
– Не сердись. Я же ничего такого не имела в виду… Просто хотела узнать. Может, мне тоже…
Тая устыдилась своей вспышки. Подруга ведь не виновата; как и все прочие – родители, одноклассники, шапочные знакомые, которые походя замечали перемены во внешности Таи, – Люся заговорила о еде и диетах не со зла, а потому что не знает.
Ноябрь
Раздача передач. Обычно это происходит через час-другой после обеда – вроде как полдник. Царица-нянька ставит на стол пухлый пакет. Запускает туда свою надувную руку, добывает «Сникерс».
– Твое, – протягивает Наташке.
Наташка мотает головой – не буду, мол.
Светка за нее объясняет:
– Она же беременная. А «Сникерс» вредный. Ей вредное нельзя.
Светка деловито накрывает «Сникерс» ладонью.
– Куда? На место положь! – рычит нянька.
Ире Мальцевой достаются кефирчик «Тёма» и упаковка печенья. Она пододвигает их к себе обеими руками, но в умных карих глазах – никакого энтузиазма. Мальцева же не ест.
Буйная Ленка получает слойку с джемом и апельсин.
Светка – яблоко. Она торжественно меняется передачами
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
