в школе сразу стали уважать. Это дядя Лёня придумал. Он был «итсодар».
У Юнны сердце громко стукнуло о грудную клетку. Она знала это слово.
— Река Итсодар? — уточнила она.
— Нет, просто «итсодар».
— А что это значит?
— Не знаю, просто слово интересное. — Ленка машинально взяла остаток огурца, разрезала, посолила, и он звонко хрустнул под натиском ее здоровых зубов.
5. Юнна
Юнна вспомнила, как шесть лет назад они с мужем лежали на берегу моря и играли в выдуманные слова: Лёня выдумывал, а Юнна отгадывала.
— Дилокрок. — Лёня хитро прищурил левый глаз.
— Крокодил, — засмеялась Юнна.
— Шнёка. — Лёня заелозил от удовольствия.
— Вишнёвка, — хихикнула Юнна и разлила по рюмкам вишневую наливку, привезенную от родителей.
— Итсодар.
— Радость, — хмыкнула Юнна. — Только перевёрнутая.
— Не совсем так, — подвыпивший Леня поднял палец кверху. — Видишь два облака, а между ними — полоса синего неба?
— Вижу.
— Это река радости — Итсодар. Ты — моя река Итсодар.
6. Галина Абрамовна
Узнав, что Ленка, в общем-то, не знает, что такое «итсодар», Юнна успокоилась.
«Врут все. Не буду смотреть электронную почту».
Тем временем молодой организм доедал остатки продуктов. На блюде остался всего один бутерброд.
— Книжки у дяди Лёни интересные, — сообщила девочка. — Я брала «Мастера и Маргариту»… и другие.
Тут она застеснялась, и Юнна предположила, что Ленка брала «Лолиту» Набокова.
На столе лежал оставленный Аней молитвослов, заложенный на молитве Святому Уару. Юнне стало неловко перед Аней, что она так и не помолилась.
Тут в окно постучали, и мелькнуло лицо старой женщины.
— Заходите, Галина Абрамовна! — по-хозяйски крикнула девочка.
Вошла незнакомая маленькая старушка, огляделась, увидела горящую лампаду и поджала губы.
— Сразу видно, что Лёня умер, — сообщила она. — При нем бы такого безобразия не было. Лёня был иудеем.
— Как давно? — сухо осведомилась Юнна, уже готовая к любой новости.
— Мы любили читать Тору. Он даже перевел книгу Экклезиаста с иврита в стихах. Я ему читала выдержки о вреде пьянства. А почему умер? Споили! Ты споила, и Олька споила. Сердце слабое, не выдержало.
Галина Абрамовна кончиками пальцев взяла последний бутерброд и надкусила.
— Олька — мать твоя — блудливая баба. — Старушка смахнула слезинку с морщинистого лица. — Кого хочешь споит. А он выпить был не дурак с младых ногтей. Но золотой был человек.
— Полагаю, что, родись вы раньше, то непременно с Лёней поженились бы? — спокойно спросила Юнна.
— Многие бы хотели, не спорю, — согласилась Галина Абрамовна.
Ленка виновато заелозила.
— Он был чистый человек. — Старушка аккуратно доела бутерброд. — Человек с большой буквы. А достался каким-то пропойцам. Нормальная жена давно бы его «подшила». А тебя все устраивало, дорогуша. Там рюмка, здесь рюмка — и умер человек.
— Это все неправда, что он маме писал по электронной почте! — не выдержала девочка. — И маме он никогда много пить не давал!
— А мне писал, интересовался нашим учением. — Галина Абрамовна встала, отряхнула крошки с зауженных брюк и добавила последний аккорд: — И еды при нём всегда было много.
— Я же всё съела, — ужаснулась Ленка и виновато съёжилась.
Юнна хотела её утешить, но неожиданно поняла, что поминки справлять нечем: мясо взяла Ольга и вряд ли его вернет, всё остальное съела Ленка.
Девочка встала из-за стола, развернула плед и, понурясь, как ангелок с оторванными крыльями, двинулась к двери.
— Я тебе вот что скажу. — Галина Абрамовна проследила, как за Ленкой закрылась дверь. — У него со всеми было. И с Анькой-богомолкой было, и с Олькой-пьянчугой было.
Старушка многозначительно подняла косматые брови.
Юнна скрестила руки на груди.
— И с вами было? — усмехнулась она, намекая на почтенный возраст гостьи.
— Может, и со мной было… бы, — спокойно ответила Галина Абрамовна. — У меня еще и не с такими было. А все почему? Потому что ты подмётки его целовать не достойна.
Старушка легко поднялась со стула и направилась к выходу.
7. Юнна
У Юнны никогда не было такого ощущения грязи на душе.
Началась первая летняя гроза, и отключили электричество. Юнна с тоской посмотрела на ноутбук и подумала, что батарея разряжена. Сейчас бы она разрешила все свои сомнения. А сомнений было море. Всё в голове перемешалось: Ольга знает, где в её доме лежит водка — этого даже она не знала; тринадцатилетняя Ленка знает слово «итсодар», семидесятилетняя Галина Абрамовна намекает, что у нее с Юнниным мужем что-то было.
В грозовой темноте она сделала самое беспомощное движение на свете — взяла пакеты с грязным бельем и разбросала его по всему дому.
— Вот тебе! — кричала она. — Я носки твои стирала!
А Аня…
Тут взгляд Юнны упал на молитвослов. Она взяла книгу в руки, и молитвослов раскрылся на Каноне Божьей Матери. Юнна начала медленно читать при свете лампады, коверкая незнакомые церковнославянские слова. Потом она устала стоять и опустилась на колени. Ее голос, прерываемый грозой, был почти не слышен.
Юнна просидела на холодном полу целый час и, наконец, встала с ясной головой. Открыла ноутбук, ввела пароль. Она должна быть уверена. В почтовом ящике было больше десяти тысяч писем. Она принялась прокручивать список входящих. Письма от его брата и сестры — не то… Письма от коллег по работе и подчиненных — не то… Вдруг она увидела письмо от пользователя shalom. Юнна не позволила себе впасть в истерику. Письмо было на иврите. Она не знала иврита. Наверное, это письмо от Галины Абрамовны. У Юнны защипало глаза. Она вспомнила про гугл-переводчик и открыла его в другом окне. Ввела текст. Гугл коряво перевел:
«Здравствуй, дорогая друг! Я тебя приглашаем на ежегодный семинары по международный право в современный политический обстановка…»
Юнна не стала читать дальше и закрыла письмо.
«Если бы Лёня знал, что я читаю его почту, он бы месяц со мной не разговаривал».
Юнна вспомнила, как один раз написала в интернете шуточное письмо своему учителю, а Лёня прочитал и раскричался.
— За что? Я же просто улыбнулась! — оправдывалась тогда Юнна.
— Вот и улыбайся так, чтобы я видел! — сердился Лёня. — Улыбается она посторонним мужикам!
Как он тогда узнал? Так же, как Юнна сейчас: у Лёни был пароль к её электронной почте. У них никогда не было секретов друг от друга. По крайней мере, Юнна так думала раньше.
А почему сейчас она должна думать по-другому?
Тут Юнна вспомнила Ленкину зелёную челку. Какие, к чёрту, любовницы? Тринадцатилетние девочки? Семидесятилетние старушки? Полумонахини? Опустившиеся пьяницы?
Будь это правдой, нашлись бы «доброжелатели», намекнули бы… хоть на девять
