авангардом ее движения и залогом успеха вновь возникающих ее органов»[2].
Каждая газета, стремящаяся расширить свое влияние и увеличить тираж (а значит — и прибыль), заботилась о том, чтобы среди ее сотрудников были талантливые фельетонисты. Вот почему «Новое время» привлекло к сотрудничеству В. В. Розанова и М. О. Меньшикова, а Ф. М. Достоевский исполнял роль фельетониста в своем «Дневнике писателя», и В. М. Дорошевича рады были видеть на своих страницах многие газеты, а создав в 1899 году либеральную газету «Россия», А. Амфитеатров и В. Дорошевич за считаные месяцы превратили ее благодаря своим фельетонам в одну из наиболее читаемых.
В своих фельетонах (а тематика их невероятно разнообразна: от судебных дел до театральных премьер, от проблем школы — до критики политических партий и государственной системы, от осуждения бандитских нравов прессы и до разоблачения коррупции во всех сферах общества…) Дорошевич проявлял обширнейшую эрудицию, и глубокое знание затрагиваемых им проблем, и уважительное отношение к читателю, и резко-критическое отношение к либералам, которые были готовы идти на сделку с самодержавием и ради материальных выгод и сохранения популярности (этой характерной проблеме эпохи он посвятил сатирическую повесть «Вихрь»)…
Многие читатели узнавали фельетоны Дорошевича, даже не ища имени автора. Фирменным его знаком была короткая строка. Казалось бы — чего проще: пиши короткими строчками — и все. Но попробуй написать так, чтобы строчка бросалась в глаза своей мыслью, яркостью, остроумием. А. С. Суворин, как вспоминал Амфитеатров, пытался, подражая Дорошевичу, писать короткой строкой, но на третьем фельетоне выдохся: выглядели эти писания скучно и невыразительно.
Легкость, образность, живость пера Дорошевича снискали ему поклонников во всех кругах российского общества.
И когда в 1902 году по приглашению И. Д. Сытина Дорошевич становится фактическим редактором газеты «Русское слово», ее популярность взлетает невероятно.
Дорошевич привлек самых ярких писателей и журналистов в свою газету. В этом, кстати, проявлялось и одно из замечательных его качеств как писателя и человека: он не боялся конкуренции и привечал все талантливое. Он полагал, что талантливых людей не следует ограничивать определенными рамками: пусть каждый пишет о том, что ему интересно, и так, как позволяет ему талант. Об этом впоследствии упомянет Тэффи в своих воспоминаниях.
При Дорошевиче газета засверкала, вспоминал В. Гиляровский: «В. М. Дорошевич, с титулом «короля фельетонистов» и прекрасный редактор, развернулся вовсю. Увеличил до невероятных размеров гонорары сотрудникам, ввел строжайшую дисциплину в редакции и положительно неслыханные в Москве порядки…»
Благодаря остроте содержания и разнообразию материалов газета приобрела столь громадный успех, что ее тираж вырос до миллиона экземпляров, такого еще в России не бывало. Сам редактор своими фельетонами, рассказами, очерками, театральными рецензиями показывал пример сотрудникам, как надо работать, и заражал своей энергией.
Удивительное дело, но большинство газетных публикаций и рассказов этого замечательного труженика прессы читаются сегодня как актуальные репортажи, статьи на злобу дня, полемические выступления нашего современника — будь то фельетоны о школьной реформе, размышления об образовании, фельетоны о преклонении перед западным миром (не правда ли, как будто автор заглянул в сегодняшний день и подслушал рассуждения думских наших деятелей о том, что нам следует брать пример с цивилизованных стран (в своем фельетоне «Джентльмены») или же сатирические повести о новых предпринимателях, чью деятельность скорее можно смело назвать мошенничеством («Нашествие иноплеменников»)…
К сожалению, после Февральской революции 1917 года его стремление сохранить независимые позиции газеты, его призывы «налево отнюдь не сбиваться» не спасли «Русского слова» — газета была закрыта. Тяжело больной, Дорошевич едет для лечения на юг России, он пытается сохранять нейтралитет и, прекрасно зная историю, читает лекции перед различными аудиториями, предупреждает о потоках крови, в которых может утонуть революция. Но Гражданская война уже в разгаре.
Как белые, так и красные пытаются приспособить талант Дорошевича к своим нуждам. Но никому из них не суждено преуспеть в этом Лишь несколько фельетонов и памфлетов успевает опубликовать Влас Михайлович в последние годы жизни и умирает вскоре после возвращения в Петроград в феврале 1922 года.
* * *
Влас Михаилович Дорошевич оказал огромное влияние на журналистику и литературу XX века (многие советские литераторы начала 20-х годов демонстрируют телеграфный стиль как некое открытие, подсознательно заимствуя приемы Дорошевича, а следы его восточных легенд можно найти и сегодня и в журналистике, и в российский прозе).
Огромное литературное наследие короля фельетонов не собрано и не изучено, и, возможно, в этом направлении нас еще ждут открытия, которые помогут понять нас сегодняшних…
Ст. НИКОНЕНКО
ПРОФЕССИЯ: РЕПОРТЕР
Репортер
Я никогда в жизни не видал такой визитной карточки.
— «Икс Игрек Дзет. Репортер газеты такой-то».
Всегда:
«Корреспондент газеты такой-то».
«Хроникер газеты такой-то».
Иногда даже:
«Интервьюер».
В крайнем случае, просто:
«Сотрудник».
И никогда:
— Репортер.
Я даже не знаю, существует ли в русском разговорном языке слово «репортер». Есть слово «репортеришка». Чаще всего с прибавлением слова всякий».
— Всякий репортеришка — и туда же смеет писать!
Это слово ругательное, и рассерженный обыватель, если хочет выругать обидевшего его журналиста, делает презрительную гримасу и говорит:
— Репортеришка!
Немудрено, что и сами гг. репортеры стараются избегать своего звания:
— Вы уж напишите, пожалуйста, в редакционном удостоверении «корреспондент», а не «репортер».
— Почему же?
— «Репортер» — это очень плохо звучит.
Если вы видите на афише новой пьесы в числе действующих лиц репортера, — заранее можете быть уверены, что это непременно шантажист, мошенник, человек, готовый за грош «на все».
Какой драматический «лев» не лягнул своим копытом «репортера»?
Если вы встречаете репортера в повести, романе, рассказе, — можете быть спокойны, что это лицо в лучшем случае только комическое, в худшем — самое презренное.
Он залезает под стол, чтоб подслушать чужие разговоры, и берет пять рублей, чтоб не разглашать семейных тайн.
Какой из «орлов», державших в своем копыте когда-либо перо беллетриста, не «живописал» так беднягу репортера?
«Репортер» — это слово, мало отличающееся, по общему мнению,
