Бейли помолчал, дав нам время осмыслить услышанное.
Я взглянул на Лору. Лицо ее оставалось бесстрастным.
— Скажем, в рисунке кухни дверь черного хода приоткрыта… На пороге тень… она застит окна и будто накрыла весь дом… мы видим лишь нечто похожее на край штанины и исполинскую кроссовку.
Закусив губу, Лора уставилась на свои руки. Я видел, что она изо всех сил старается сохранить самообладание.
— Рисунки говорят сами за себя, — ответил Бейли. — Я понятия не имею, что они означают, но некоторые и впрямь кажутся странно провидческими.
— Если так… — Бедная моя жена смолкла. К глазам ее подступили слезы. Она вновь заговорила, но голос ее дрожал: — Почему она не позвонила? Почему ни с кем не поделилась?
— Присядь, Лора, — тихо сказал я.
2
В день гибели Софи мы распрощались с будущим. В мгновенье ока все ее (и многие наши) «завтра» были стерты, и мы поняли, что привычная жизнь закончилась.
Нам с Лорой стало трудно разговаривать. Нужных слов не было, но даже если они существуют, произносить их не хотелось. Друг в друге мы искали утешение и поддержку, какую дают близкие люди, но все равно каждый из нас был заперт в своей комнате горя и отчаяния. Для всякого родителя потеря ребенка — кошмарный сон. Но самый-то ужас начинается после пробуждения от кошмара.
Боль утраты всегда с тобой и только поджидает рассвета, чтобы вновь затопить очнувшееся сознание. Я возненавидел краткое забытье перед наступлением муки. Душевная боль затихает, но никогда не уходит совсем.
Повода жить нет, ты просто живешь.
В первые дни нас, точно ошалевших беженцев, отдавшихся на милость чужаков, мотала чиновничья круговерть. Конечно, отношение иное, если у пострадавшего иностранца есть деньги. Флорентийские власти были исключительно любезны, особенно квестура — итальянская государственная полиция. Боюсь показаться неблагодарным, но я слишком им доверился.
Андреа Морелли, возглавлявший расследование, мне понравился. Спокойный, добродушный и обаятельный, он не производил впечатления человека большого ума, но весь его ладный облик вселял уверенность. Обещание инспектора призвать к ответу того, «кто сотворил этот ужас», на время пригасило мою жажду мести.
Я убедил себя, что мы в надежных руках. Благожелательность, чуткость и житейская умудренность Морелли не давали повода считать его некомпетентным или нерешительным, но сейчас я уверен: он сразу понял, что вляпался в «глухарь».
Неожиданно холодной апрельской ночью (если быть точным, двадцать седьмого числа) температура упала ниже нуля — нашу дочь ударили по голове, а потом задушили. Во Флоренции Софи провела полгода, накануне мы получили ее электронное письмо с восторгами от второго семестра в студии. Через пару недель ей бы исполнилось двадцать.
В «Доме Нардини» мы сняли ей комнату с видом на французские сады. Боско — уголок сада, намеренно оставленный диким; там есть заброшенный грот, где и нашли ее тело собаки, которых вывели на утреннюю прогулку. Остается загадкой, почему Софи, не любившая холод, поздней ночью отправилась в сад.
Вещественных улик не было. Ничто не говорило о свидании или о том, что ее выследили и силой втащили в грот. Никаких следов и отпечатков пальцев, волокон ткани, телесных выделений, слюны, чешуек кожи или волосков, чтобы определить ДНК Экспертиза установила, что Софи не изнасиловали (слабое утешение). Ее оглушили и задушили.
Аккуратность и даже педантичность преступления, которое обычно связано с неуправляемой яростью, заставляло предположить, что Софи знала своего убийцу.
Как ни горько, утверждал Морелли, но это не случайность.
Кабинет следователя располагался на седьмом этаже полицейского управления на виа Зара. В маленькой, похожей на камеру комнате с волнистым потолком едва хватало места для стола и двух стульев. Единственный личный штрих — подборка обрамленных дипломов и семейных фотографий, вперемежку висевших под высоким окном.
— Я понимаю ваше разочарование, синьор Листер. — Морелли закрыл дверь и жестом предложил мне сесть. — Поверьте, я его разделяю.
— Иными словами, вы ничуть не продвинулись, — вяло буркнул я.
Инспектор улыбнулся.
— Все же кое-какие успехи есть. — По-английски он говорил почти без ошибок и с легким акцентом. — Зона опроса населения расширена до пяти километров. Особое внимание иммигрантам. Требуется время.
— Сколько человек работает по делу?
Откинувшись на стуле, Морелли скрестил ноги. Лысеющий тридцатичетырехлетний генуэзец, невысокий, но ладный, он светился вызывающим неприязнь здоровьем. Я представил, как вместо розыска убийцы он играет в гольф или приобретает свой подозрительно ровный загар.
— Как когда, но, уверяю вас, синьор Листер, расследование не остановлено. Мы выборочно проверяем жесткие диски во всех флорентийских интернет-кафе. В помощь нам миланский отдел по борьбе с компьютерными преступлениями составляет психологический портрет злоумышленника.
Ничего нового.
— Какие доказательства, что Софи выследили в Сети?
— Ели б они имелись, преступник уже сидел бы в тюрьме. Но мы почти уверены, что именно так он проник в ее жизнь. Чаще всего маньяки-охотники — одинокие, эмоционально опустошенные личности. Иммигрант соответствует этому портрету, ибо переживает стресс, утратив связи с родной культурой.
— Андреа, прошло больше года, а у вас даже нет подозреваемого.
Инспектор потянулся к телефону и, ткнув пару кнопок, по-английски затребовал дело Софи Листер.
— Мы не теряем надежды.
Я покачал головой. От следователя хочешь слышать совсем иное. Особенно когда жертва — твой ребенок.
До сих пор Морелли ничем не подкрепил свою версию, что Софи знала убийцу. Преподаватели и однокурсники, хозяйка и жильцы «Дома Нардини» единодушно подтверждали то, что дочь говорила нам: для романтических приключений у нее не оставалось времени. Никто не припоминал, что видел ее с незнакомцем или заметил в ней перемену. Никакие подозрительные типы не ошивались вокруг дома или студии в Олтрарно.
Если Софи чувствовала угрозу или знала, что за ней охотятся, она никому о том не говорила. Вспоминая о рисунках, которые описал Бейли, я думал: сколько же времени она жила в страхе? Почему ничего не сказала нам? Вопрос Лоры справедлив. Правда, я не уверен, что хотел бы услышать ответ.
Софи неукоснительно поддерживала с нами связь — раз или два в неделю звонила по мобильнику и регулярно писала по электронной почте (в основном брату Джорджу, с кем была особенно близка). Во Флоренции у нее был ноутбук, но подключиться к интернету из квартиры она не могла — «Дом Нардини» делал мало уступок современным веяниям.
Как многие студенты, Софи пользовалась интернет-кафе, чтобы полазать по Сети и отправить почту. Полиция считала, что в одном из таких безликих и безымянных заведений, которые здесь называют пиццериями, она могла повстречать своего убийцу.
