для того, чтобы возвысить нас над…
— Что за чушь. Страдания превращают тебя в мышь. И ты, как мышь, ползаешь по земле не в силах подняться.
— Я подремлю, — заговорила эльфийка, нарушая молчание. — Ты не уйдешь?
— Разве что если ты меня развяжешь.
Лидор свернулась клубочком и укрылась пушистой шалью, которую принесла с собой. То, зачем она это сделала, осталось для Эрфиана загадкой — день выдался жарким.
— Сладких снов, — сказал он.
Ответа не последовало. Способности эльфийки спать посреди вампирского клана, обитатели которого пусть и боялись солнца, но могли прокрасться к ней в тени и сотворить все, что придет в голову, можно было позавидовать.
* * *
Эрфиан проснулся после заката. Эльфийки рядом не было, но она оставила шаль, которой заботливо укрыла нового знакомого. Он лежал, перебирая в пальцах мягкую шерсть, и пытался понять, спал ли — или пребывал в состоянии, похожем обморок. Похоже, что второе, потому что по пробуждении он чувствовал себя отвратительно. Он не испытывал желания открывать глаза и шевелиться, а желание умереть стало нестерпимым.
— У нас гости, — раздался над ухом голос Имри.
— Я с ними поздороваюсь, если ты меня развяжешь.
— С ними не нужно здороваться. Нужно молчать и не двигаться. Притворись, что тебя нет. Иначе твоя голова повиснет на суку, а у Царсины Воительницы не будет советника.
Эрфиан был уверен, что Имри воплотит угрозу в жизнь, но она его рассмешила.
— Что с тобой стало? — спросил он у бывшего друга.
— Я вампир. Если ты до сих пор не заметил. Теперь я боюсь солнца и голода. И только и делаю, что ищу еду. Каждую ночь. И так — целую вечность.
— У низших вампиров вечность короткая, — сообщил Эрфиан. — Ты не будешь долго страдать.
Имри присел рядом и посмотрел на луну.
— А ты тоже превратился в редкостного добряка, — сказал он. — Хотя, знаешь, как-то Табал сказал, что меняемся мы — и поэтому окружающий мир выглядит иначе, равно как и населяющие его существа.
— Ему было бы приятно узнать, что ты его помнишь.
— Да, помню. Иногда я тоскую. У меня было столько всего. А теперь я живу в норе. Что может быть хуже, чем зависеть от еды?
Не дождавшись ответа, вампир бросил на пленника проницательный взгляд.
— К слову, я слышал про твою жену. Тоска. Советник Жрицы Царсины в сопровождении прекрасной дочери торговца Валида выглядел достойнее, чем в одиночестве. Она располагала к себе и обращенных, и вождей смертных племен, и королей светлых эльфов.
— Мерзавец.
— Поблагодари Луну. Она старалась. А вот и гости. Помнишь, что должен молчать?
Эрфиан сел и посмотрел в направлении поляны, на которой ярко горел костер. Они с Имри прятались за стволом дерева, и собравшиеся у костра не смогли бы разглядеть их даже при большом желании.
— Янтарная Жрица Царсина Воительница, — раздался голос Юлия, — супруга Жреца Нориэля Мудрого, эльфийка тысячи сражений…
— Обойдемся без титулов, вампир Юлий. Я пришла по делу.
— Прошу, садись, моя Жрица. Я прикажу слугам принести ужин.
— Накорми моих спутников. Я не голодна.
Царсина пришла в компании пяти воинов, одним из которых был знакомый Эрфиану Белу. Судя по всему, вопрос с предательством разрешился, и эльф не поплатился головой. Каждый отряд армии Жрицы сопровождали следопыты — воины, не носившие парные клинки, но обладавшие острейшим эмоциональным обонянием. Они мастерски находили любые следы. Следопыты наводили ужас на разбойников и диких вампиров, живших на землях Жрецов. Вопреки ожиданиям Эрфиана, ни один из них с Царсиной не пришел — иначе пленника уже давно бы учуяли, а Юлию пришлось бы объясняться. И не на словах.
Гости расселись вокруг костра — все, помимо Царсины, которая продолжала стоять в расслабленной позе, положив руки на пояс с оружием. Ее плечи покрывал пурпурный плащ — в свое время Жрица Эдна вручила его дочери на церемонии инициации, когда та порезала щеку противника в поединке и получила парные клинки. Приглядевшись, Эрфиан увидел, что и первый воин Белу взял с собой этот знак отличия — он держал его на сгибе локтя. Тем, кто был знаком с традициями янтарных Жрецов, пурпурный цвет говорил: держитесь подальше. Обладателей парных клинков и плащей в армии было немного, но каждый из них стоил десятерых.
Служанка принесла ужин. Уговаривать воинов не пришлось — они принялись уплетать угощение. Юлий сложил руки на животе и откинулся на подушку, которую одна из «подруг» положила ему под спину.
— Слушаю, моя Жрица.
— Не так давно я заприметила пропажу, вампир Юлий.
— Кто-то посмел что-то украсть у самой Царсины Воительницы?
— Где мой советник, вампир Юлий? Предупреждаю — ответа «не знаю» я не приму.
Юлий оглядел сидевших у костра. Воины насторожились. Белу поднял голову и посмотрел на Царсину. Вампирши и эльфийка сжались, стараясь выглядеть незаметными.
— Почему ты ищешь своего советника здесь, прекраснейшая из необращенных? — поинтересовался Юлий. — Ты знаешь, что у него случилось несчастье. Может быть, решил провести несколько дней в одиночестве?
— Мне говорили, что ты умен, — поцокала языком Жрица. — Похоже, мои разведчики имели в виду другого вампира.
Юлий развел руками.
— Прости, что разочаровал тебя, моя Жрица. Я не знаю, где искать твоего советника.
— Ты не хочешь говорить на моем языке. Поговорим на твоем. Белу.
Первый воин вскочил на ноги.
— Да, моя Жрица?
— Сколько человеческих деревень расположено вокруг этого леса?
— Две, моя Жрица. Небольшие.
Царсина наклонилась и взяла из костра ветку. Белу заморгал, глядя на пламя.
— Сожгите все дотла. И проследите за тем, чтобы ни один из смертных не ушел живым. Вампирам из этого клана надоело пить кровь. Они будут питаться жареным мясом.
Имри, слушавший эту беседу так же внимательно, как и Эрфиан, тихо хмыкнул.
— Стой. — Юлий поднялся. — Ты собираешься убить ни в чем не повинных людей? Где твое хваленое милосердие?
Царсина довольно улыбнулась. Она кивнула воину.
— Постой, Белу. Мудрейший из обращенных хочет нам что-то сказать.
Яда в ее голосе было столько, что им можно было бы отравить население целой человеческой деревни.
— Ты защищаешь своего советника так, словно он — казна с десятками мешков золота, — заметил вампир.
— Это мой сын.
— Сейчас расплачусь, — зашептал Имри, наклонившись к уху пленника.
