Книга Чему улыбается Джоконда? - Александр Питкин

Шагая по шпалам, я любовался своими новенькими ботинками, которые в Мантурово купил мне отец. Купил специально для посещения школы, чтобы хватило хотя бы на сезон. «После уроков можно и в старых болтаться», – говаривала мама. Но старые изрядно износились, и отец разрешил их выбросить прямо у магазина в урну для мусора. Я с удовольствием это сделал и теперь обновлял их, шагая по шпалам Пройдя половину пути заметил, что в начале шпалы были уложены аккуратно, с одинаковыми расстояниями, передвигаться по ним было легко и приятно, а затем, почему-то, идти стало неудобно и небезопасно, встречались участки с разными промежутками между шпал и к тому же не всегда полностью засыпанными щебнем. Я спросил у отца, почему такая разница. Он объяснил, мол, разные рабочие строили, первые делали на совесть, а вторые работники, так себе, торопились, хотели больше денег заработать. У вас в классе, наверное, тоже, кто-то пишет ровно, красиво, а другие как кура лапой. Я сразу представил тетрадь отличницы Татьяны Паперной и свои каракули. Доходчиво, я намёк понял, но развивать тему не решился. Затем он, помолчав, добавил, что мой дед ему так говорил: «То, что ты сделаешь работу быстро – все забудут, а то, что сделал её халтурно – будут видеть постоянно и вспоминать тебя недобрым словом». Эту дедовскую поговорку я запомнил навсегда, и когда торопился что-то сделать побыстрее, а за мной такой грешок водился, всегда её вспоминал и старался не ударить в грязь лицом. С сожалением должен отметить, что не всегда это удавалось, но я старался, иногда по несколько раз приходилось переделывать уже сделанную работу, исправлять свои огрехи.

Сумерки сгущались, на фиолетово-синем небосклоне четко нарисовалась луна и звёзды, которые россыпью накрыли нас чудным куполом. Это явление – преобразование дневного неба в ночное – всегда восхищало мой детский ум. Днём небо казалось прозрачным и бесконечным, и вдруг с наступлением ночи Землю словно волшебным колпаком накрывает невидимая рука великана. Множество загадочно мерцающих звезд притягивали мой взор и манили вглубь Вселенной.

Помню в третьем классе в библиотеке взял учебник астрономии для старших классов и с интересом листал его, пытаясь понять устройство Вселенной. Для меня было открытием, что Луна не светит, а всего лишь отражает солнечный свет. Много всего интересного узнал я из того учебника, довольно сложного для моего нежного возраста. Когда принес вернуть книгу, библиотекарша, расплывшись в улыбке, спросила: «Ты никак решил экстерном школьные экзамены сдать и получить аттестат зрелости? Только не забудь сначала исправь двойку по русскому за последнюю контрольную работу». «Ну вот, – подумал я, – опять подрезали крылья „гордой птице по имени Мечта“ и опустили на грешную землю». Выслушав сарказм библиотекарши, покраснел и что-то невнятно пробурчал себе под нос. Я-то, глупый, ожидал похвалы, а получил насмешку. После такой беседы пропало желание посещать это школьное книгохранилище и записался в районную библиотеку.

Завороженный звёздным небом, шёл, задрав голову вверх, иногда спотыкался, но не мог оторваться от такой красоты. Вдруг, впереди вспыхнули яркие огни, ореол света растянулся по горизонту на несколько километров. Я остановился и с любопытством рассматривал иллюминацию. Отец, заметив мой удивленный взгляд, сказал, что это включили освещение в центе города и у привокзальной площади. В Брантовке, где мы жили, улицы не освещались и для меня это световое явление выглядело необычно и даже фантастично. Я принялся восхищаться и произносил эмоциональные эпитеты по этому поводу. «Пап, смотри как красиво, это же целое море огней», – не унимался я. Отец на мои восхищения сказал: «Это, сынок, ещё не море. Учись, и ты увидишь настоящее море огней, в сотни раз больше этого».

Тогда мне трудно было поверить и осознать его предсказание. Но слова его навсегда отпечатались в моей памяти. Когда я выучился, жил в Ленинграде, возвращаясь из очередной командировки ночным рейсом аэрофлота, всегда вспоминал их и отца. Под крылом лайнера город на Неве купался в миллионах огней великолепной подсветки. Это действительно выглядело как настоящее море огней. А сколько таких иллюминаций пришлось повидать, приземляясь в аэропортах Франкфурта-на-Майне, Париже, Мадриде и даже в далёком Пекине, да мало ли ещё было ночных полётов в моей беспокойной жизни.

Царь-рыба

В Брантовке, где мы жили до 1963 года, поблизости приличной реки не было, если быть до конца честным, то и неприличной тоже не было. В километре от центра поселка, за клубом в ложбине, протекала речушка шириной пару метров, со странным названием Портомойка. Правда вода в ней была идеально чистая, были видны стайки мальков и прочей живности на дне. В этой речке-ручье водились пескари и мелкие рыбешки типа гольянов, окуней и щурят. Пацаны рыбачили на ней, пескарей на удочку, а щурят-карандашей бельевой корзиной, загоняя их боталом. Фирменных снастей у нас в «Сельпо»1 не завозили, наверное, считали: нет реки – не будет и спроса на сомнительный товар. Юные рыбаки обходились, как смекалка сработает, вместо лески использовали конский волос или капроновые нитки, тайком конфискованные у родителей. Крючки мастерили из булавок и тонких гвоздей, поплавки из винных бутылочных пробок. Вот уж чего было вдоволь, так это металла для грузил. В паровозном депо мы брали тормозные бухты колёсных пар и выплавляли на костре из них баббит – сплав свинца с оловом и из этого сплава отливали грузила и кстати биты для игры на металлические деньги – «Чику».

На настоящую рыбалку меня однажды взял с собой отец. В выходной, с друзьями из депо, собрав настоящие взрослые снасти мы отправились на рыбалку с ночёвкой. До ближайшей приличной речки Кондоба, мы добирались по узкоколейной железной дороге на облегчённой дрезине с ручным приводом. Речка небольшая – всего шестьдесят пять километров длиной, шириной от пяти до пятнадцати метров, петляет по Костромским лесам, а затем впадает в реку Унжа, которая является притоком макушки Волги.

Прибыв к месту рыбалки, мы приготовили шалаш для ночлега и развели костёр. Затем размотав снасти пошли на промысел. Ловили рыбу сеткой с мелкой ячейкой, снасть называлась почему-то «курицей». Две рамы, сколоченные из реек, размером полтора метра в высоту, на два метра в длину, были обтянуты капроновой сеткой, рамы между собой соединялись брезентовой полосой. Трое мужчин, двое из них держали передние стороны рам, третий держал хвостовую часть. Раскрывая