испугом, толи с любопытством, толи со злости, а скорее, все чувства сразу.
Первым нарушил затянувшееся молчание как раз молодой мужчины, что сидел на дерзком и дурно воспитанном кауром коне.
— Простите меня великодушно, милые сударыни! Я и сам не знаю, как это случилось. Мой резвый конь, верно, отвык от хозяина, я только что прибыл из Петербурга, а посему не гневайтесь, прошу! Тем более, что с радостью вину сию я искуплю, ну и, конечно же, мое почтение! — и с этими словами театрально поклонился, не слишком, правда, низко, чтобы не свалиться с лошади и окончательно не оконфузиться перед дамами.
Ах, если б тот конь мог говорить. То он бы непременно поведал, что везет он не хозяина, а некоего господина, хоть и славного, не незнакомого, и едва ли умеющего обращаться с лошадьми. А потому прогулка по парку превратилась для обоих не в приятную прогулку, а в непрерывную борьбу, между неумелым всадником и дерзким, воспитанным не слишком, но восхитительно прекрасным светло-каштановым конем.
Татьяна Федоровна сердито посмотрела на всадника.
Что ж, прекрасен, спору нет. И конь, и всадник в цвет каурого коня, с роскошной золотистой шевелюрой, — подумала Татьяна Федоровна, едва ли в силах скрыть свое восхищение. Она инстинктивно повернулась к своей подруге, и, увидев как та, с не меньшим восхищением смотрит на незнакомца, едва ли не открыв рот, внимая каждое сказанное им слово, как бы глупо оно не звучало, разозлилась. Ибо картина была такова, что сродни зеркалу. И зрелище сие ей не понравилось, и даже отвратило.
Взяв себя в руки, она уже серьезно произнесла: — Мы, конечно же, принимаем ваши извинения, но вы должны быть осмотрительнее впредь. Лишь Божьим чудом, мы не пострадали.
И уже намереваясь дать знак извозчику рукой, чтоб разъезжались, та, властно подняла указательный палец вверх, как вдруг, молодой человек, словно не слыша и не видя происходящего, стремясь любой ценой задержать процессию, как ни в чем не бывало, вдруг, быстро заговорил:
— Я ведь и не представился! Запамятовал! Петр Константинович Синицын. К вашим услугам. И вот ведь не задача, я верхом, вы в бричке, и не подать руки! Ей Богу, вот ведь упущенье. Может быть, пройдемся? А парк, то парк, чудо, благодать и тишина… — сладко пропел он, и сентиментально посмотрел вдаль, а затем томно взглянул на барышень.
Видя, что подруга уже почти согласна, Татьяна Федоровна неожиданно почувствовала такое смущение и такой стыд, и за подругу, и за себя, но прежде всего за себя, ибо испытывала те же чувства, а то и большие, что и она, и, не желая поддаваться легковерности и безрассудству, резко ответила:
— Нет, благодарю, всего хорошего! Антип! Езжай! Не занимай дорогу!
И бричка укатила вдаль.
Петр Константинович Синицын с тоской посмотрел в сторону уезжающих дам, пока те не растворились в зелени парковой листвы, и очень громко чертыхнулся, чем напугал несчастного уставшего коня.
— Вот ведь болван, вот остолоп, отправлю на конюшню, на скотный двор! — бранился Петр Константинович Синицын. Но не себя, конечно же, ругал он, а бедного слугу, что раздобыл такого дерзкого, строптивого коня. Кто ж сам себя ругать то будет, когда всегда есть человек, на которого с легкой совестью можно возложить ответственность за свои неудачи и ошибки. А если даже такого человека нет, его следует раздобыть, ибо муки собственной никчемности воистину невыносимы.
— И надо же так было опозориться при дамах! — горько воскликнул Синицын.
Ведь он хотел подъехать к ним гордо, гарцуя на прекрасном жеребце, а тот его понес прямо на бричку. Он уж и так, и эдак, и хорошо хотя бы, что вовсе не свалился с этого негодного коня.
Но самое ужасное в этой ситуации было то, что все что говорили о Татьяне Федоровне Гаврон — чистая правда. И он сейчас говорил не о внешности, ибо в суматохе и волненье, не успел толком и разглядеть ее.
Запомнил он только сурово сдвинутые брови и недовольство, и высокомерие, и властный голос, будто генерала на параде, и как она неласково смотрела.
— Мда, уж, задачка будет не из легких. Надо будет что-нибудь придумать, но только уж теперь без декораций, и без живого реквизита, — и он недовольно покосился на своего коня, который по неведомый причине, после всего учиненного им переполоха, отчего-то, теперь был и смирен, и покладист, и покорен.
— Без лишнего вступления, знакомство, встреча, лицом к лицу, наедине, уж в этом ему равных нет, — подумал Синицын и с довольной улыбкой направил лошадь обратно в свое именье, хотя, своим назвать его уже едва было возможным, поскольку срок оплаты закладных близился стремительно и беспощадно.
К тому времени, когда Татьяна Федоровна прибыла домой, батюшка уже был на дома и даже успел начать ужинать без нее.
— Что-то вы папенька сегодня раньше обычного?! — весело воскликнула Татьяна, радостно обняв и поцеловав отца, после чего попросила принести второй прибор, так как за время прогулки, учитывая все пережитое, страсть как проголодалась.
Надобно отметить, что Татьяна Федоровна и без того имела аппетит отменный, и нет таких событий дурных или хороших, которые могли бы на него повлиять. Этим она была вся в батюшку, и потому оба они имели телосложение справное, крепкое, да здоровое.
— Устал моя милая, устал, и рапорты и донесения, допросы! Пора уж мне, однако, на покой. Стар я стал, а времена тяжелые, как раньше уж не будет, и не жди. Сегодня вот, писал губернатору, по поводу того дела, ты помнишь, как раз вчера об этом говорили, как его, да что ты будешь делать. Запамятовал. Вот видишь, милая, в отставку мне пора.
— По делу Емельяна Кулакова об агитации против царской власти?! — с жаром спросила Татьяна.
— Нет, другое, да как же его…. Сегодня ведь писал, — недовольно перебирал в памяти Федор Михайлович Гаврон, стараясь вспомнить имя виновника такого переполоха в уезде, что дело даже дошло до самого генерал губернатора.
— Илюшин? Спор по поводу кирпичного завода?
— Да нет же, не помню, хоть стреляй, да ну и Бог с ним. Лучше скажи мне как прогулялась? Видела ли в городе кого? — спросил Гаврон, стараясь переменить тему разговора, но видя, как жарко горят глаза дочери, понял, что попытки те не увенчаются успехом. И так и получилось.
— Ну как же батюшка, мне теперь страсть как любопытно стало! Ветеринарный врач? Изготовление брошюр? Судья Петров? Изготовление листовок? — не унималась Татьяна, выкрикивая то одно, то другое предположение.
Она с самых юных лет интересовалась всеми делами батюшки, и
