– Точнее два вопроса, но на одну тему. Первый: почему капитан сначала легко отпустил меня на поверхность L-80, а потом сам же запретил даже спуск с орбиты? Серж с Кейтом за планетолетом гоняли. И почему он упаковал меня в зеркальный шлем?
– Раньше тебе было не интересно.
– Раньше меня принудительно не тестировали в Институте нетрадиционных исследований на предмет телепатических способностей. Даже с рейса сняли! Отсюда третий вопрос: как он узнал? Он предупредил меня о предстоящем тестировании перед тем как уйти с «Гепарда».
Блохин присвистнул.
– А ты где сейчас?
– У Пайнтера в Службе спасения. Бета-радиус. Я на днях должен с транспортника на патрульный пересесть. Принудительное в ИНИсе только тестирование, независимо от результата, право выбора за мной.
– Ага… Вторым?
– Обижаешь.
– Что-то мне это напоминает. Известный сценарий, – пробурчал Виктор.
Он разорвал пленку мебельного куба, с чавкающим звуком выдернул столешницу и поставил на нее два высоких стакана. Вслед за столом из трансформера вылупилось кресло, но Виктор так и остался стоять.
– Выпьешь?
– Наливай, – улыбнулся Джой.
– Смотри. Один вон допился уже. «Вся королевская конница, вся королевская рать…»
– Э-э… Не понял. О чем это ты?
А Рэд бы понял.
– Не обращай внимания, Джой. Издержки классического образования.
Виктор запустил руку в волосы, оценивающе посмотрел на стаканы для сока, которые только что поставил на стол, на бутылку в руке, и оставил сервировку как есть.
– Что-то у меня сегодня с гостеприимством не очень. Ты уж извини. Терминал за спиной. Хочешь есть – закажи чего-нибудь.
Он пересказал парню разговор с Гардоном, касавшийся информации об экстрасенсах, работавших на поверхности планеты во всех подробностях. От себя добавил, что Рэд потом долго каялся, а Стоун обмолвился об эксплуатации телепатов в качестве доноров суггестивных технологий для создания будущего оружия, образцы которого хранились сейчас за семью печатями.
– Гардон вбил себе в голову, что ты – скрытый телепат еще до первой неудачной вылазки на поверхность. А уж после нее разубедить его было делом совершенно безнадежным, – сказал Виктор. – Я так понимаю, наш капитан угадал?
– Да, – сказал Джой, выпил, поблагодарил за разговор и за гостеприимство и ушел, оставив Виктора в состоянии легкого недоумения.
– Мама, я дома! А ты? – громко спросил Джой, бросил у порога дорожную сумку и сделал несколько шагов вглубь небольшой прихожей. В этой прихожей, как и в этом доме он не был очень давно.
Из единственной комнаты, едва взглянув на него, засеменили к выходу две женщины, одетые в нелепые балахонистые сарафаны. Две серые мыши. Две серые тени двух серых мышей. Джой передернул плечами и посмотрел на третью женщину, выглянувшую на шум – такую же серую, совсем не похожую на маму из его раннего детства.
– Джой! – ахнула она.
– Мам, я ненадолго, не беспокойся. У меня к тебе разговор.
Мать кивнула и поправила волосы, выбившиеся из-под белоснежного кружевного платка, с которым она не расставалась, сколько Джой себя помнил. Он даже готов был поклясться, что это один и тот же платок.
– Ты, наверное, голоден? – спросила она.
Из всех тем, которые можно было бы обсудить с родным сыном, осталась только эта.
– Нет, мама.
Джой прошел за ней на кухню. Здесь, как и в прихожей было серо, пусто и уныло. В комнату, где мать хранила кучу религиозной атрибутики, вход Джою был заказан еще со старших классов школы-интерната, куда его в конце концов перевели при участии инспекторов организации «Защита детства».
Мать деланно засуетилась, собирая на стол. Кроме вареных бледных клубней, зеленых стеблей и оранжевых кислых плодов из соседнего оранжерейного комплекса среди тарелок возникла пыльная банка с вареньем. В доме праздник. Джой проглотил комок, подступивший к горлу. Все хуже и хуже. С каждым годом. Он все еще помнил те времена, когда на столе появлялись мясо, фрукты и сладости, и мать улыбалась не блаженной, а самой настоящей живой улыбкой, встречая его у дверей. И прежде чем начать бесконечные разговоры о свете истины и разрушителях, которые высасывают знания из источника божественного света, все-таки обнимала его и спрашивала, как у него дела.
– Мама, кто мой отец? – в лоб спросил Джой, не притронувшись к заплесневевшему варенью.
– Чем это от тебя пахнет, Джой? Уж не вином ли?!
– Только говори правду. Сегодня меня таскали в Институт нетрадиционных исследований. После тестирования их представитель настойчиво предлагал мне обучение. Когда я отказался, он заявил, что готов предоставить мне рабочее место без всякой учебы, как только мне разонравиться работа пилота.
– Вот видишь, – торжественно объявила мать, не дослушав и не до конца осознав, где именно побывал ее сын, – есть другая работа. Не в проклятом космосе!
– Мама! Я знаю твое отношение к Пространству и к моей профессии, не начинай сначала. Ты не ответила, – теперь Джой говорил с ней неприязненно, бросая в сторону почти чужой женщины короткие отрывистые предложения. Жалость сменилась раздражением, и он ничего не мог с собой поделать. – Мне сказали, что скорее всего способности наследственные. Ты у нас на экстрасенса мало похожа. Кто он?
– Он человек. Но он одержим…
Джой поморщился как от зубной боли, окинул взглядом убогую обстановку и поверил в то, что первоначально хотел сказать матери для придания значимости предстоящему разговору, но язык не повернулся: «Или ты мне рассказываешь, или я сюда больше не вернусь никогда». Его уже давно ничего не связывало с этим домом, кроме крупиц жалости к одинокой женщине, так и не нашедшей с единственным сыном общего языка. Таким чужим он еще ни разу себя здесь не чувствовал.
– До свиданья. Сам найду.
Эта попытка выяснить, кто его отец была не первой. Джой был почти уверен, что ничего не выйдет, но к его удивлению, что-то сломалось в серой стене отчуждения. Мать встала и загородила ему дорогу. Губы у нее за дрожали, а голос прозвучал так непривычно решительно, что Джой решил повременить с уходом.
– Джой, постой. Я расскажу.
Она всхлипнула.
Джой собрал все терпение, на которое был способен и представил, что проходит очередной тест на стрессоустойчивость. Мать начала издалека, как будто ее сын и не догадывался раньше, о том, что она родилась в очень набожной семье, практически оторванной от социума. И ее вера не имела ничего общего с официальной многоконфессиональной Церковью планет Аналогов. Разве то, что семья была большой, Джой слышал впервые. Он никогда не видел никого из родственников. С детства он помнил только нескольких подруг матери из соседнего оранжерейного комплекса, где она работала. Но они постепенно перестали бывать у них в доме. И поскольку в этот раз в путаном рассказе, густо пересыпанном многословными цитатами из старых книг, появились проблески новой информации, Джой заставил себя сидеть на месте и слушать, не перебивая.
