‒ Лана горько хмыкнула. ‒ Мечтала, как в белоснежном халате лекаря буду с гордым видом рассекать по центральному лазарету Цеатана и отдавать всем распоряжения. Себе оставлять только тяжелые случаи, за которые никто не хочет браться. Как все будут ценить и уважать меня за знания и умения…
Она все-таки не выдержала и почувствовала, как по щеке скатилась слезинка.
‒ И где я по итогу? В маленьком убогом городишке на границе Империи. Каждый день мешаю сапогами грязь, лечу исключительно изжогу и убеждаю толстого борова жандармерии не снимать штаны для осмотра, ‒ Лана усмехнулась. ‒ Хотя убедить его не снимать штаны гораздо проще, чем объяснить, что геморрой горячими кирпичами не лечится.
Мари удивленно воскликнула:
‒ В смысле горячими кирпичами?! Как можно кирпичами лечить геморрой?
Лана быстро смахнула рукой влагу со щеки. Было неудобно перед Мари, ведь леди не плачут.
По крайней мере публично.
Она нашла в себе силы посмотреть на Мари и улыбнуться:
‒ Оказывается, по древнему рецепту его семьи, можно. Необходимо раскалить красный кирпич в печи, намазать его чесночной кашицей и положить в ведро. Посыпать красным перцем и полить все это сверху маслом. Затем сесть в ведро и минимум пол часа прогревать… ммм… больное место.
Мари сидела, застыв с блюдцем в одной руке и чашкой в другой. И только изредка хлопала глазами.
‒ А что, белый кирпич для таких целей не подходит?
‒ Я тоже задала ему этот вопрос, когда он поведал мне о таком чудодейственном лечении. Ответил, что в его семье всегда использовали красный, значит и он будет.
‒ То есть лечиться можно только красным кирпичом?
‒ Да. А когда я ему назначила свечи, хорошо, что он спросил, не сильно ли они отвратительны на вкус. Пришлось объяснять, как этими свечами пользоваться.
Мари сидела в той же застывшей позе и сжимала губы, чтобы не засмеяться.
‒ И после первого применения он пожаловался, что они не пекут и не греют, как при лечении с кирпичом. Ну я и пообещала ему свечи с перцем! Правда, когда делала их, рука у меня слегка дрогнула, и красного перца получилось чуть больше, чем положено. Или не чуть-чуть. Но я ведь тоже человек, устаю, нервы не железные, могла и ошибиться с составом.
Мари держалась из последних сил, даже слегка покраснела.
‒ Не успела я в тот день площадь перейти, как меня догнал помощник жандарма и сердечно просил вернуться. Начальник обнаружился в туалете, весь красный как помидор и обливающийся потом в тщетных потугах избавиться от свечи. Дала ему слабительное. Жалко же человека, так мучился.
‒ А слабительное ты ему дала, конечно, сильнодействующее?
Мелания театрально вздохнула и развела руками:
‒ Перепутала бутылочки с легким слабительным. С кем не бывает.
Дальше уже сдерживаться было невозможно, и они с Мари разразились громким хохотом, совершенно не подобающим леди.
Все же смех ‒ одно из лучших лекарств. Они с Мари долго смеялись и Лана чувствовала, как напряжение покидает ее. Словно чистая горная река омыла душу изнутри, оставив лишь покой и умиротворение.
Лана посмотрела на Мари и снова не могла не задаться вопросом: “Что такая потрясающая женщина забыла на окраине Бросвена?”
Ей нравилось строить предположения о прошлом Мари. Самым правдоподобным был вариант, что она из обедневшего аристократического рода, либо семьи, вошедшей в немилость Императора. Вот и скрывается на задворках.
Сама Мари ни разу не рассказывала о своем прошлом. Когда об этом заходил разговор, она элегантно и незаметно переводила его на другую тему.
Но не узнать благородную кровь было невозможно. Нет у крестьянских женщин такой грации и плавности движений, словно они изучали бальные танцы. Изящных кистей с ухоженными ногтями у них нет. И столь тонкое кружево по краю скатерти они не смогут повторить. И уж точно простые женщины не пьют чай исключительно с блюдцем.
Лана в этом доме не была дальше кухни и туалета. Хотя какой уж там дом, если она даже ее полного имени не знала. Просто тетушка Мари.
Впрочем, дом и полное имя Лане были ни к чему. Она благодарна этой женщине за общество и непринужденные разговоры. На этой кухне она отдыхала душой.
А личное пространство, как и секреты, у каждого есть. Она сама ценила спокойствие и уединение, поэтому к Мари с лишними вопросами не лезла.
Они случайно познакомились на ярмарке в середине лета. Обе настолько сильно отличались от окружающей толпы, что не могли не заметить друг друга. Вот так студентка, только закончившая академию, стала приходить в гости на чай к женщине, скрывающей свое имя, возраст и дом. И их обеих все устраивало.
Кроме друг друга им тут не с кем было больше общаться. Если, конечно, они не захотят выяснить, кто с кем переженился, поругался или подрался, а у кого запасы квашеной капусты за зиму испортились.
Они выпили еще по чашечке чая, поболтали, и Лана начала собираться домой. Хоть весна и заявляла свои права, но дни все еще были короткие. Вечерело довольно рано, и Лана не хотела в темноте пробираться по скользким доскам. В таком случае велик шанс угодить в грязь не только сапогами.
Она стояла на пороге и надевала куртку, а Мари неспешно продолжала разговор:
‒ …и все мы когда-то сомневались, а тем ли мы в жизни занимаемся? В этом ли мое призвание? Но знаешь, я за свои годы успела понять одну непреложную истину: даже если ты любишь свою работу, это еще не значит, что временами ты не будешь ее ненавидеть. И когда в следующий раз…
Ее прервал громкий стук, будто кто-то пытался выломать кулаком дверь.
Мари открыла дверь, и, с королевским презрением к таракану, посмевшему выползти перед ее светлым ликом, сказала:
‒ Темного вечера. Чем обязана столь позднему визиту?
На пороге стоял один из служащих жандармерии, с крупными кулаками, бычьей шеей, и полным отсутствием интеллекта во взгляде. Это был тот тип служащего, который всегда выполняет поставленную задачу, не задумываясь о морали.
‒ Темного вечера. Я ищу Меланию Хеллворт. Мне поручено сопроводить ее в крепость к генералу-полковнику.
‒ Что ж, поздравляю! Вы успешно выполнили свою миссию по ее поиску. А теперь дайте девочке обуться и ждите у ворот.
И захлопнула дверь прямо перед носом жандарма.
Лана подняла брови на такой выпад Мари, но промолчала и стала обуваться. Все же это ее дом, и она имеет право вести себя здесь как хочет.
Поправив юбку,