— Ты все еще не привыкла к нашей погоде, — улыбнулась Мартина. — Ты точно из южных земель.
«И уже не привыкну», — подумала я. Мартина не впервые предполагала во мне южанку, а еще — столичную жительницу. Я обыкновенно отшучивалась, но сейчас меня хватило только на улыбку, которую в полутьме хозяйка дома наверняка даже не заметила.
А ведь моя жизнь только начала налаживаться. И я даже потихоньку вошла во вкус… Поверила, что спокойные времена вернулись, и я смогу укрыться в этом маленьком городке. Ведь я никому не угрожаю, хоть королевский указ утверждает иное…
Нужно было сменить тему, и я спросила:
— Терину стало хуже?
Мартина вздохнула.
— Нет, но…
Ее сын переносил болезнь куда тяжелее, чем его сестра. Та только покашливала время от времени, а малыш — горел в лихорадке, и лекари не могли объяснить, что с ним происходит.
— Мартина, а в твоей семье никто больше от таких приступов не страдал? — спросила я как-то, заподозрив магическое происхождение хвори. Настойчивое возвращение болезни походило на действие родового проклятья. Мартина тогда начертила в воздухе пальцем охранную руну, и я увидела то, что недоступно взору большинства людей: вспыхнувший золотом знак, который тут же рассыпался искрами. Дом Мартины был под защитой духов-покровителей. Но, наверное, родство было дальнее, раз покровительство не помогало Терину поправиться.
Снова послышался кашель, и встревоженная Мартина ушла. Нет, все же я была права и состояние мальчика ухудшилось. Если бы я только не потеряла пакет со сладостями… теперь уже бессмысленно об этом сожалеть.
Я скользнула в свою комнату, к которой уже понемногу привыкала… ведь я даже перестала просыпаться по десять раз за ночь, прислушиваясь к каждому шороху, любому подозрительному звуку… Кашель Терина долго изводил меня, и я пыталась помочь малышу в силу своих возможностей.
Которых оказалось недостаточно.
Оказывается, за время пребывания в Тальмере, у меня накопилось немало вещей, которые, на самом деле, были не так уж нужны. Эта маленькая глиняная вазочка с чудными лаковыми ящерками, карабкающимися к горлышку. Такие живые, что мне иногда казалось, они мне подмигивают. Стоила вазочка дороговато, но я просто не смогла пройти мимо. И вот еще — расписная тарелка, которую я купила на базаре у заезжего торговца. В вихре снежинок была изображена ледяная птица, распахнувшая крылья, запрокинувшая голову… мастер сумел изобразить птицу так живо, будто на самом деле видел ее в снежную ночь середины зимы — единственное время, в которое по легенде ледяные птицы являются людям, и если попросить у одной из них перо, то можно получить защиту от любой угрозы. Хотелось бы мне такую защиту! Сказки, все сказки…
Оставлю эту красоту Мартине. В дороге наверняка расколочу и вазочку, и тарелку. Жалко такую красоту. Не надо было покупать. Нашлись бы другие желающие!
И еще жальче книг… но беглянке некогда будет читать. Я вдруг ощутила поднимающуюся во мне обиду, смешанную со злостью. Почему я должна скитаться, когда другие люди наслаждаются домашним теплом и уютом… за что мне все это?!
Одна случайная встреча перечеркнула все. Угораздило же меня нарваться на ловчего! Столько скрытой угрозы было в его голосе… я снова невольно вздрогнула. Не приведи духи повстречать этого жуткого человека вновь!
Я уже ничего не могла изменить. Надо было бежать.
Потому что незнакомец назвал меня Региной.
И когда-то меня действительно так звали.
* * *
Дом был погружен в тишину, я старалась двигаться как можно тише, помня, что Мартина не спит и может услышать шаги. Поскрипывание половиц казалось пронзительным. А когда кто-то заколотил в дверь — звук почти оглушил. Я от испуга едва не присела на месте.
Кто может явиться на ночь глядя? Вряд ли это блудный Ален вспомнил, что у него есть семья.
— Именем короля! Открывайте немедля!
Этот рев, должно услышали и в соседних домах. Я представила, как перепуганные горожане подходят к окнам, с опаской выглядывают из-за занавесок. Всегда любопытно, что происходит… А мне сейчас бы так хотелось бы оказаться в любом другом месте!
Мартина отперла дверь. Того, кто требует впустить именем короля, нельзя заставлять ждать.
— В этом доме скрывается беглая преступница, к тому же — ведьма! — сообщил мужской голос. Ни тени сомнения в нем не слышалось. Нужна беглая ведьма — осталось только забрать и… что дальше, я старалась не думать. Мой взгляд уперся в окно. Если очень аккуратно приоткрыть створку, так, чтобы дерево не скрипнуло, а потом — выбраться наружу… Станет ли кто-то из соседей поднимать шум?
Да о чем я? Возле дома наверняка остался кто-нибудь — караулить. Но попробовать лучше, чем сдаться сразу… Сдаться — куда страшнее.
— Ведьма? — растерянно переспросила Мартина. Наверное, даже начертила в воздухе защитную руну. — О чем вы, добрые господа? Здесь только я и мои дети.
— Выходит, ты и есть ведьма, — сообщил все тот же голос. У меня опустились руки, дорожная сумка с шелестом осела на пол.
— Неправда это! Меня тут все знают, нет у меня даже самого малого дара!
— Кто еще в доме?
— Всего лишь моя жиличка… Милика! Выйди, здесь стража!
Я бросила последний взгляд на окно. Вдруг повезет, ускользну как-нибудь…
«Не надо было возвращаться», — насмешливо подсказал внутренний голос. Вот только куда бы я подалась без денег, припрятанных среди одежды в шкафу?
Я глубоко вздохнула. Спокойно. Только спокойно… не показывай им страха.
Я вышла в прихожую и тут же поняла, что не смогу не бояться. Слишком грозный вид был у троих стражников, стоявших перед Мартиной. Один из них был капитаном… Значит, были уверены, что идут ловить опасную преступницу.
Мартина была бледна. Ах да, на удивление отстраненно подумала я, куда подозрительней будет выказать безразличие, чем страх.
— Имя! — рявкнул капитан, завидев меня.
— М-милика.
— Ложь!
— Господин, эта девушка почти полгода живет в моем доме… — вступилась вдруг Мартина. — Она… в лавке сладостей работает, у Агнеты. Никто о ней злого слова не сказал ни разу…
Я молчала. Капитан посмотрел на меня пристально, будто наизнанку вывернул.
— Так ведьма и не будет рассказывать о своих злодеяниях всем и каждому, — ухмыльнулся он.
Ну да, и не поспоришь.
— Сладеньким, значит, торгуешь, — протянул капитан.
— Это хорошая работа, — тихо проговорила я, опуская взгляд. Не могу больше! И не знаю, как сделать, чтобы отвести подозрения. Если смотришь прямо — воспримут как вызов, отворачиваться — все равно, что признать за собой вину. Не хочу здесь находиться. Не хочу!
— Такая хорошая, что ты ради нее даже в Тальмер притащилась? Наверное, платят богато.
