Ижка моргнула и отвернулась, почувствовав себя неловко как-то. Человек со смертью борется, а она стоит и разглядывает его, как блаженная.
И всё же странный он! И что делал ночью в лесу, да ещё и с оборотнем?! Как умудрился схлестнуться с диким народом? Ведь оборотни совсем к людям не выходят, уже давно. Даже бабка говорила, что они почти сказкой стали. И тут такое!
Сколько вопросов, что у девушки голова кругом пошла.
Ижка метнулась к бабушкиному сундуку, пахнущему лавандой и старостью, откинула крышку и, словно великое сокровище, вытащила огромную тяжёлую книгу. В ней точно об оборотнях и их укусах что-то да написано! Может, теперь книга ответит на её вопросы, ведь очень-очень надо же.
Со смерти бабушки она ни разу не открылась. Бабка при жизни не подпускала внучку к книге, а после смерти и сама книга в руки Ижее не давалась. Надеялась травница, что если что-то очень нужно будет, то поделится ведьминская книга знаниями. Ошиблась. Не открывалась книга, хоть плачь!
Ижка бросила наследие бабули в сундук и хлопнула крышкой.
- Мняю! – недовольно отозвался Малек.
- Сама не знаю, чего она! – проворчала Ижея и резко поднялась на ноги.
Лучше всё же по дому порядки навести. Может, что в голову умное придёт.
Чёрный пёс получил прокисшего молока с хлебом. Чёрная коза – травы и веников из клена. Чёрная курица, единственная и исправно несущая одно яйцо в день – кружку пшеницы, на которую тут же слетелись воробьи. Ну и коту попало и воробья, и молока парного. Самой бы перекусить, но только и всего – сорвала грушу на ходу и так, бегая и метушась, её и сгрызла.
В печи потрескивал огонь – тёплый, родной, спокойный и ласковый. Ижка смотрела, как он прыгает с ветки на ветку и сильнее становится, и думала о том, что сама она без знаний не только сильнее не станет, а совсем погаснет.
Раненый застонал, и Ижка вскочила, захлопотала, лоб потрогала – жар небольшой, отвара дала макового – спать будет. Пусть спит. Отсыпается и сил набирается. Откинула одеяло – повязка чистая, но сменить надо. Позже немного. Как опять проснётся.
И только вроде успокоился, снова уснул крепким сном, как в окошко постучались.
- Ижеюшка! Голубушка! – скорбно, чуть ли не умоляя, протянули под окном.
Ижка бросила неуверенный взгляд на чужака и выбежала во двор, накрыв голову платком.
- Что случилось? – спросила девушка, по пути прихватив упирающегося кота.
Тот тут же показал свой характер, впившись когтями в руку, но после осознал и прижался к хозяйке, словно прощения просил.
- Ой… Ижеюшка, беда, - запричитала тётка Тирена. – Беда случилась. Адрушка… паразит малый… полез… - тётка замялась, явно не желая сдаваться так, сразу, с повинной. – Чур один и знает, где его носило.
Чур знал ли, а Ижка прекрасно знала – у неё в сарае и был Адрушка, опять козу отвязать норовил.
- И что?! – отпустив замурлыкавшего, пригревшегося кота на землю, спросила девушка, потянувшись за своей сумкой.
- Ой-ёй! Упал, ногу разодрал – ночь в горячке…
- Почему ж ночью не прислали никого?! – тут же строго нахмурилась травница.
- Т-так… - замялась Тирена. – Пытались. Но у тебя тут никак колдовство творилось. Светлячков зелёных – тьма просто! Не подступиться. И только во двор ступишь, а все со двора. Может, заговор какой наложила, сама не зная?
Ижка наложила?
Девушка оглянулась на свой дряхлый домик и поморщилась. Как так можно – заговорить дом и не помнить о том, как заговаривала?
Но травница вздёрнула подбородок и кивнула:
- Страшно одной в пустом доме! – коротко отрезала она.
- Вот потому не заговаривать надо, а замуж…
- Ваш Адрушка там как, тётенька? – совершенно не смутившись, что перебила старшую женщину, спросила Ижка.
- Ой, - всплеснула тётушка в ладоши, - плохо он! Совсем плохо! Не стой! Идём уже…
Ижка вздохнула и, перекинув через плечо сумку, бегом побежала вслед за тётушкой Тириной.
ГЛАВА 4
Уже далеко за полдень Ижка вернулась домой. Усталая, едва держащаяся на ногах и немного рассеянная, она покормила живность и только после вспомнила, что сама ни куска хлеба с самого утра во рту не имела. И всё не потому, что Адрушка очень плох, а потому, что и корова захромала, и куры третий день не снеслись, и это точно сглаз, а кому как не Ижке положено знать, что от сглаза сделать надо!
А по дороге обратно встретилась заботливая баба Ялга, а потом тётка Валена вспомнила, что так соседку ни за кого и не сосватала. Ещё и пока горло мелкой Илленке смотрела, соседский пёс стащил пироги, вручённые тёткой Тириной за работу.
В общем, домой Ижка пришла злая, хоть на цепь вместо Шустрика сажай.
Белёна, словно знала, что хозяйка не в духе, сегодня для разнообразия решила смирно жевать не соседскую, а свою капусту и свёклу, а Малёк сидел на пороге ровно там, где хозяйка его оставила, уходя. И только Шустрик, как ни в чём не бывало, вилял хвостом и тонко тявкал. Да, Ижка бы точно лучше него нынче залаяла.
Но только переступила порог, как замерла. Тревога ледяной водой окатила. Чужак, опираясь на локти и чуть поднявшись, смотрел прямо на входную дверь с таким выражением, словно ему дух с того света явился, дабы через мост между мирами провести. Бледный, дышит, словно весь лес от края до края пробежал, одеяло сползло, открыв голую грудь и красное кровавое пятно на белой повязке, и едва же держится, но…
- Ты… ты… кто? – хрипло и рвано спросил он. – Как?..
Ижка только теперь и отмерла.
- Что тебе, неспокойному, не лежится?! – строго проворчала девушка. – Ложись сейчас же!
Подбежала, поправила подушку, но едва положила руку на плечо, как он схватил её за руку с такой силой, что Ижка вскрикнула и зашипела. Раненый, а силы немерено!
- Кто ты?! – повторил он вопрос, и только теперь девушка посмотрела ему в глаза – и испугалась. Огромный зрачок затопил почти всю радужку, оставив лишь по краю тонкий золотистый ободок. Жуткие глаза, как у дикого зверя. И в этот же миг что-то дрогнуло в груди деревенской травницы, стянуло тугим кольцом, даже дыхание сбилось. Ижка моргнула и, проглотив страх, ответила почти спокойно:
- Травница я местная! Нашла вчера тебя в лесу чуть живого, притащила, перевязала, а ты ещё на меня и рычишь! – на последнем слове голос таки Ижею подвёл, сорвался. Сказалась ночь недоспаная, усталость, да и что таиться – обидно стало, чисто по-человечески.
Парень это, видимо, понял и отпустил её руку. Резко, словно обжёгся. И тут же упал на подушку и застонал. На лбу выступили капельки пота. Ижка невольно растёрла руку и, позабыв, что на него обижалась, намочив ветошь – принялась обтирать ему лицо.
