Мне настоящей хотелось ответить, но я была всего лишь наблюдателям. Череда событий разворачивалась так, как текла десять лет назад. А десять лет назад я застеснялась и заробела, опустив глаза в пол, что и стало ошибкой.
В самое темечко мне прилетел мяч. С силой, которую я никак не ожидала почувствовать от тощего паренька, который в меня его запустил. Я покачнулась и удивленно вскинула голову.
— Теперь ты вышибала! — прокричал он и показал язык.
— Сашка! — возмущенно воскликнула Янина. Что она делала до этого, в моей памяти совершенно не отпечаталось… — А вдруг у нее синяк будет? А если сотрясение?!
— Ничего с ней не случится, — ответил тот самый Сашка. И вернулся в круг. — Янка, иди к нам. А ты — как тебя, кстати, зовут вообще? — становись на мое место. Ты правила знаешь?
Я кивнула. И тихонько, все еще глядя в песок, произнесла:
— Лина.
— Что? — крикнул Сашка. Как оказалось, он тут был кем-то типа главаря. — А громче можешь? Или силенок совсем нет?
Я подняла голову и, глядя ему в глаза, повторила:
— Лина. Меня зовут Лина.
— Алина? Хорошо, Алина. Ребятня, она Алина! — громко сообщил всем мальчик.
Я возненавидела его в тот самый миг. Не мяч стал причиной, нет. А то, что он, спорить готова, знал мое имя. Яна наверняка сообщила. Но намеренно его исковеркал, окрестив на долгие годы Алиной.
А я очень не любила имя Алина. И когда мое с ним путают — тоже.
Во сне, как и в своем детстве, я пыталась выбить только его. Каждый раз. Но он юлил, уворачивался и никак не позволял достать до него мячом. Мелкий и проворный, Сашка умудрялся обскакать все поле, скрыться в толпе или в последний момент избежать столкновения с мячом.
Вражда началась в тот самый солнечный и ясный, по-настоящему летний день.
Проснулась я с тяжелой от недосыпа головой. Измученный учебой и событиями последних дней мозг не мог расслабиться, выдавая кошмар за кошмаром, что делало сон совсем невыносимым. А главное — не приносящим отдыха.
Впрочем, не только мозг старался угодить хозяйке — глаза тоже преуспели на этом поприще. Едва я оказалась в ванной напротив зеркала, резко пожалела, что со зрением у меня все в порядке. Потому что преотлично видела растрепанные темные волосы, торчащие во все стороны, красные глаза и — венец моего прекрасного образа — мешки под оными.
Кажется, у меня теперь тяжелая психологическая травма…
Но делать нечего — время, которое я подсмотрела на экране фитнес-браслета, неумолимо текло вперед, а я сегодня работаю. И опоздания вообще нежелательны. Я Рите обещала, что буду ровно в половину двенадцатого.
Душ, гель для умывания и, конечно же, крепкий, но очень вкусный кофе, меня выручили. Теперь я имела вполне человеческий вид, и с зеркала на меня больше не смотрело пожеванное и впоследствии выплюнутое, ибо совершенно несъедобные, нечто.
Быстро переодевшись, допила кофе, закусив его круассаном, и выскользнула на лестничную площадку, прихватив с собой рюкзак. Опаздываю! До дома Риты ехать и ехать — она жила на другом конце города в элитном жилом комплексе. И даже папу не могу попросить подвести — он постоянно на работе. Впрочем, и мама. Школа, увы, ад, и засасывает не только учеников, но и взрослых, которые в ней работают. Поэтому у папы, как у зауча, какие-то срочные дела, а у мамы университетские субботы с ее классом. В общем, полный атас. Радовало одно — им хоть их профессия нравится, а я, пока еще не доучившись, уже с ужасом представляю себя в будущем.
До остановки я бежала не хуже спринтера, чтобы успеть на автобус. И да, все же успела влезть в салон перед тем, как дверцы захлопнулись. С видом победительницы сев на свободное место, достала телефон и только хотела было “погрузиться” в книгу ненавистного мне Лескова, как мое внимание привлекла бабулька.
— Что за молодежь пошла, а? — начала она, обращаясь ко мне. — Даже старушке-то место не уступят. Что с детьми-то сделали енти айфоны? Вот в наше время…
Я, если честно, опешила. Потому что до этого эта почтенная старушка сидела у окошка и в ус не дула. Зачем ей мое место? И это учитывая то, что автобус полупустой.
— Простите, — мне даже стыдно стало. Поднялась и пересела.
— Вот в мое-то время, когда батюшка Брежнев был… Тогда дети все были воспитанные, а автобусы так криво не ездили. И очереди в поликлинике были худее. Тьфу! Куда этот мир катится? Весь рассудок айфоны сожрали, помяните мое слово!.. — с этой тирадой она уселась с довольным лицом.
Но не прошло и десяти минут, как пожилая женщина снова поднялась и опять начала свою проповедь. На этот раз досталось молодому парню:
— Не хочешь уступить место немощной старушке?
— Нет, — он приоткрыл глаза. Судя по всему, парень явно с работы домой возвращается — вид настолько уставший, что во мне материнский инстинкт проснулся, то бишь захотелось деточку покормить, погладить и спать уложить. Да-да, мои тараканы и не такое могут.
— Ох, сердце мое слабое! Не выдержит оно вопиющей невоспитанности-и! Уступи ты место, вот в мое время…
И я поразилась выдержке парня — ему целую лекцию зачли про то, как было солнечно и радужно во времена СССР, как Сталин прав был, как перестройка Горбачева отразилась на многострадальной молодежи. Даже Ленина вспомнила! Но респект ему: он выслушал все со спокойным выражением лица, а после, когда старушка распалялась по второму кругу, поднялся:
— Садитесь, бабушка, — и покинул нутро остановившегося автобуса.
В глазах тех, кто являлся свидетелем данной эпопеи, неизвестный парень стал героем. Действительно. Такое пережил!
А я же на следующей остановке вышла и поэтому разглядеть новую жертву старушки не получилось. Жаль. Я за шесть лет изучения истории в школе столько всего не узнала, как сегодня из речей пенсионерки. И вот где она была, когда мне так был необходим репетитор по истории? Я же тогда страдала, листала кучу книг, пыталась понять и впихнуть в свою голову движения белых и красных, их мотивы, перестройку, а сейчас мне все по полочкам расставили. Вот так. Надо бы и бабушек у подъезда слушать. Может, опыта житейского наберусь.
В общем, поднималась в квартиру Ланских я с самой задумчивой моськой. Ланские (с фамилией им повезло, ага) — семья, у которой я подрабатывала по субботам нянькой, а по вторникам и четвергам — репетитором Кира — старшего сына Маргариты.