Некая английская Кошечка (журфиксы[2] по средам у которой вызывают всеобщее восхищение) так увлеклась чашами пунша, что некий благородный Лис постоянно пребывал поблизости от нее, дабы не пропустить, когда даме понадобится какая-либо услуга. Действуя таким способом, он получил незаслуженное преимущество перед нею, как только оба оказались в королевской гардеробной. Едва Кошечка полностью осознала, какую цель преследует Лис, она потребовала сатисфакции и в награду была удостоена услуг сразу трех ливрейных лакеев, каковые проводили ее к ожидавшему экипажу. Пышный наряд Кошечки, к тому же щедро одаренной плотью, потребовал от лакеев при выполнении возложенного на них поручения таких замысловатых маневров, что с головы одного неудачника был сбит положенный ему парик.
Дамская газета мод и домашнего хозяйства г-жи Ханикатт Когда ведешь такой незатейливый образ жизни, как Элиза Триклбэнк, никак не ожидаешь получить приглашение на бал, не говоря уж о том, чтобы повстречать принца. И все же ей каким-то образом удалось оказаться в длинной череде тех, кто жаждал быть представленной принцу без всякой протекции, только благодаря глотку пунша с ромом.
Элиза даже не могла сказать, с каким именно принцем она намерена познакомиться и сколько вообще принцев присутствует на балу. Она слышала, что в настоящее время в Англии пребывает, по крайней мере, два принца, но, насколько понимала дочь судьи, вокруг них могла толпиться куча народу.
С трудом верилось, что этот вечер и это мгновение имеют место быть в ее жизни. Да и сама мысль о том, что Элиза, возможно, будет представлена настоящему принцу, казалась неосуществимой, — а все началось всего несколько дней назад, когда Каролина заглянула на Бедфорд-сквер, где жили Элиза и ее отец.
Каролина принесла вести о бале, проведав о нем от уважаемой миссис Кьюбисон, модистки, которая и доставила с посыльным маски для них троих.
— Миссис Кьюбисон проговорилась, что еще месяц назад ее наняли, чтобы сделать маски для гостей из Алусии. И она с помощницами работала день и ночь, чтобы выполнить их пожелания. — Расположившись у Элизы на кровати, Каролина говорила взахлеб, не скрывая восхищения.
Холлис ахнула и потянулась за бумагой.
— Ни слова более, пока я не возьму карандаш…
— Вы не поверите тому, что я сейчас расскажу, — заверила их Каролина.
— Я верю каждому твоему слову.
— Полагаю, что довольно скоро правда выйдет наружу…
— Каро, ради всего святого, если ты не скажешь нам, о чем идет речь, мне самой придется вытрясти из тебя эту правду, — предупредила Холлис.
Каролина разразилась веселым смехом. Ей нравилось сердить Холлис, о чем Элиза не раз уже говорила своей сестре. Но Холлис упрямо отказывалась в это поверить.
— Ну хорошо, слушайте! Все маски черные и схожи как две капли воды.
Холлис с Элизой, не веря своим ушам, уставились на лучшую подругу, которая нарочито спокойно сложила руки за головой и скрестила ноги.
— Зачем? — Заметим, что, узнав об одинаковых карнавальных масках, Элиза почему-то удивилась.
— Чтобы наследного принца невозможно было отличить от остальных! — торжественно воскликнула Каролина.
Сейчас, оглядываясь вокруг, Элиза думала, что со стороны Алусии было крайне дальновидно заказать одинаковые маски, поскольку уловка сработала — она едва ли могла отличить одного гостя из Алусии от другого. Вокруг было множество высоких мужчин, облаченных в черные одежды и одинаковые черные маски — точно такие же, в какой был и мужчина, которого она повстречала в узком коридоре всего четверть часа назад.
Какой же странной была эта встреча! Впрочем, мужчины всегда казались ей странными, а особенно теперь, когда она, как и положено старой деве, смотрела на них издали. Эти мужчины могут быть такими бесцеремонными. Она поняла, что не смогла бы узнать этого человека в толпе одинаково одетых мужчин, даже если бы и захотела встретиться с ним еще раз. А у нее не было никакого желания. При этом женщин Алусии легко можно было различить по красивым платьям, хотя и на них были одинаковые черные маски.
Рассчитывая на то, что у нее будет время рассмотреть их всех, она вдруг поняла, что оказалась зажатой между дамами, на лицах которых красовались вычурные маски, созданные для этого бала-маскарада. Глядя на женщин, облаченных в шелка и муслин, расшитый идеальными стежками, Элиза понимала, что ее платье не такое красивое, как у остальных присутствующих дам. Откровенно говоря, оно было куда проще и скромнее. Они с Поппи переделали его из двух платьев. Хорошо, что Поппи ловко управляется с иголкой.
Как ни удивительно, но сама Элиза проявляла завидную ловкость в ремонте часов.
Ее платье из белого шелка и тарлатана[3] было усыпано голубыми цветами, ниспадавшими на три яруса юбок. Талия и рукава были украшены лентами, купленными за кругленькую сумму в лавке у мистера Ки. Декольте казалось неприлично низким, но Холлис заявила, что таковы последние веяния моды. А в ложбинке между грудями расцвел крошечный букетик из золотистых и голубых шелковых розочек.
— Золотой цвет очень подходит к твоим волосам, — подметила Поппи, когда вечером завивала и укладывала локоны Элизы, вплетая в них золотые листья.
— Не создастся ли впечатление, что за вырез уронили дерн и на нем выросли цветы? — спросила Элиза, пытаясь поправить слишком откровенное декольте.
Поппи склонила набок свою темную головку и задумалась.
— Нет… не особенно. — Но голосу ее недоставало уверенности, и Элиза многозначительно взглянула на отражение в зеркале, давая понять своей собеседнице, что совершенно не поверила ее словам.
Холлис заверила, что маска Элизы — лучшая из трех масок, которые заказала Каролина у миссис Кьюбисон, а та, в свою очередь, если верить Холлис, считалась ведущей модисткой Лондона. Маска скрывала лоб и нос Элизы, а вокруг глаз были изображены золотистые завитки. С правой стороны лица маска резко поднималась вверх и закрывала полголовы.
— Венецианский стиль, — сообщила ей Холлис.
Элиза понятия не имела, что это за стиль, да и не было случая об этом узнать. Она была благодарна Каролине за приглашение и за невероятно щедрый подарок — карнавальную маску, но для практичной Элизы подобное казалось крайним расточительством. Из них троих именно Элиза лишь иногда выходила в свет. Она редко получала приглашение, и судья тут был совершенно ни при чем. И ей никогда прежде не доводилось бывать на бале-маскараде. Вот какая участь ждет старых дев, которые ухаживают за стариками, — они выпадают из поля зрения общества. Если бы не ее любимая сестра и невероятно известная подруга, она бы вообще никуда не выходила. Но даже в тех редких случаях, когда Элиза получала приглашения, она, как правило, была вынуждена учитывать пожелания отца.
