«Железом и кровью»: накануне
Борьбу за объединение Германия вела как революционная социал-демократия, так и монархи двух крупнейших германских государств – Пруссии и Австрии. Вплоть до 1860-х годов предпочтительным считался вариант Великой Германии – с включением в ее состав германских земель Австрийской империи, которая должна была занять в новом государственном образовании господствующее положение. Лишь поражение Австрии в австро-прусской войне 1866 года привело к реализации варианта Малой Германии – объединения германских государств вокруг Пруссии и без участия Австрии.
Осенью 1862 года, едва став прусским канцлером, Бисмарк сразу же заявил австрийскому посланнику в Берлине: «Наши отношения должны стать либо лучше, либо хуже. Я готов вместе с вами попытаться улучшить их. Если это не удастся из-за вашего отказа, то не рассчитывайте, что нас можно будет связать фразами о дружбе и союзе. Вам придется иметь дело с нами как с великой европейской державой; параграфы Венского заключительного акта 1815 года не в состоянии задержать исторического развития Германии». «Железный канцлер», за которым была военная и экономическая мощь Пруссии, дипломатически переиграл своих австрийских партнеров по всем статьям, сначала поманив Вену призрачной перспективой австро-прусского союза, а затем добившись ее изоляции. Но прусской дипломатии решающим образом помогло то обстоятельство, что Пруссия, получив в 1815 году промышленное сердце Германии – Рур и другие рейнские провинции, к 1860-м годам была самым развитым в экономическом отношении из германских государств. Экономическая мощь, учитывая давние милитаристские традиции Пруссии, легко трансформировалась в мощь военную. Прусская армия превосходила австрийскую по всем статьям: по численности, уровню подготовки личного состава и вооружению. К тому же прусская армия была почти монолитна в национальном отношении, за исключением сравнительно немногочисленного польского контингента, в надежности которого были основания сомневаться. Австрийское же командование не могло рассчитывать на безусловную лояльность чехов, словаков, итальянцев, румын, да и венгров, вместе составлявших более половины императорской армии.
Отто фон Бисмарк (1812–1898) на посту канцлера Германии, 1871 год
Бисмарк предлагал Вене для начала «по-братски» разделить всю Германию на сферы влияния: признать гегемонию Пруссии в северогерманских государствах, а Австрии – в южногерманских. Австрийцы эту идею отвергли, рассчитывая сохранить собственное доминирование в Германском союзе. Впрочем, пойди они на это предложение, Бисмарк, можно не сомневаться, нашел бы способ вытеснить ослабляемую межнациональными противоречиями и уступающую по военному и промышленному потенциалу бурно растущей Пруссии Австрийскую империю и из Южной Германии и вынудил бы Вену согласиться на создание Германской империи под прусским главенством. В дальнейшем, как известно, Пруссии удалось привлечь Австрию к войне против Дании за Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург. Северная часть Шлезвига, присоединенного в конце концов к Пруссии, была населена преимущественно датчанами. Таким образом, в составе Германской империи оказалось немногочисленное датское национальное меньшинство в добавление к уже существовавшему в составе Пруссии польскому меньшинству. Позднее к ним добавились эльзасцы и лотарингцы, населявшие отторгнутые от Франции провинции. Однако в целом все упомянутые меньшинства не подрывали немецкий по преимуществу характер империи. Из них только поляки доставляли немало хлопот имперскому правительству в Берлине, активно отстаивая свою религию и культуру, сопротивляясь германизации и выступая за возрождение независимого Польского государства.
Для создания Германской империи под своим главенством Пруссии был необходим как минимум благожелательный нейтралитет России. Описывая свое посещение Петербурга в 1862 году, Бисмарк особо отмечал в мемуарах: «Для германского будущего Пруссии позиция России была вопросом первостепенного значения. Дружественное полякам направление русской политики благоприятствовало бы оживлению русско-французских связей, к развитию которых стремились при случае со времени Парижского мира и даже раньше; дружественный полякам русско-французский союз… поставил бы тогдашнюю Пруссию в затруднительное положение… Из доверительных бесед, которые я вел частью с князем Горчаковым, частью с самим императором, я мог заключить, что Россия сама не давала никаких гарантий относительно того, что не будет брататься с Польшей. Император Александр не прочь был тогда отдать часть Польши; он сказал мне это без обиняков, по крайней мере – по поводу левого берега Вислы, причем, не делая на этом особого ударения, он исключил Варшаву, которая, как место расквартирования войск, имела для армии свою привлекательность и стратегически входила в укрепленный треугольник на Висле. Польша представляла, по его словам, источник беспокойства и европейских опасностей для России, а русификация ее неосуществима из-за различия вероисповеданий и из-за недостаточных административных способностей русских властей. Нам, немцам, удалось бы, по его мнению, германизировать польские области, у нас есть средства к тому, ибо немецкий народ культурнее польского. Русский же человек не чувствует того превосходства, какое нужно, чтобы господствовать над поляками; следует ограничиться тем минимумом польского населения, какой допускает географическое положение, т. е. границей по Висле и Варшавой, как предмостным укреплением».
В тот момент, да и в дальнейшем между Пруссией и Россией не было никаких неразрешимых, антагонистических противоречий. Обе державы не были заинтересованы в воссоздании независимого Польского государства. И для Российской империи, и для Прусского королевства главным потенциальным противником представлялась Франция. Петербург не мог забыть унизительного поражения в Крымской войне. Только ослабление Франции позволило бы России восстановить свой военный флот на Черном море и вновь начать играть важную роль в восточном вопросе – дележе наследства Оттоманской империи, «больного человека» Европы. Берлину же необходимо было преодолеть французское сопротивление, чтобы провести объединение Германии. Сделать это без военного столкновения с Францией было невозможно. Император Александр II и руководитель внешнеполитического ведомства князь А. М. Горчаков не видели непосредственной угрозы российским интересам в установлении гегемонии Пруссии в Германии. Тем самым была бы унижена Австрия, которой правящие круги Российской империи не могли простить «предательства» в дни Крымской войны, когда под угрозой открытия военных действий со стороны австрийской армии русские войска вынуждены были оставить Дунайские княжества и отказаться от похода на Константинополь. К тому же Россия издавна была рынком сбыта для дешевой промышленной продукции Пруссии, тогда как последняя получала русское зерно и сельскохозяйственное сырье. Все эти обстоятельства побудили Петербург соблюдать благожелательный для Пруссии нейтралитет во время всех войн за объединение Германии.
