Казалось, я лечу! Восторженный смех заполнил мои легкие и я запрокинула голову, наслаждаясь игрой воздушного потока в распущенных волосах.
— Ты диво как хороша. Я весь вечер не могу отвести от тебя глаз.
Его комплимент, несмотря на некоторую нелепость, прозвучал галантно и даже изысканно. Я внимательно посмотрела на Артура.
— Сколько тебе лет? — спросила я.
Странное дело — чем дольше я пребывала в его руках, тем глубже во мне коренилось ощущение, что разговариваю не со своим ровесником, или тем, кто года на два-три старше, а с человеком несравнимо более взрослым, если не сказать древним.
В ответ на мой, казалось бы, самый обычный вопрос, что-то между нами изменилось.
— В августе исполнится двадцать, — несмотря на возникшее напряжение, всячески демонстрируя расслабленность, сообщил он. — А почему ты вдруг об этом спросила?
Я задумалась, одновременно испытывая и опасение, и настойчивое желание сказать правду и посмотреть на реакцию.
— Просто твои глаза… их выражение… они не кажутся глазами молодого человека, — рискуя прослыть девушкой с чудинкой, все-таки призналась я.
Артур ничем не выказал своего удивления. Его выдала не реакция на мои слова, а ее полное отсутствие. Он столь совершенно владел собой, что я сразу поняла: несмотря на всю фантастичность данного предположения, мои впечатления верны.
— Еще никто не заглядывал под мою личину так быстро, — на полном серьезе сказал он, поглаживая мою поясницу в задумчивости.
На некоторое время нашего медленного покачивания, мы оба замолчали, а затем его плечи под моими ладонями словно закаменели и все изменилось…
— Жаль, что ты так проницательна, — прошептал Артур, и густая зелень его глаз вдруг обернулась непроглядным мраком.
Я отшатнулась. Вернее, мне показалось, что я отшатнулась, на самом же деле, он лишь сильнее прижал меня к своему напряженному телу, и я снова поразилась несоответствию возникающих ощущений. Он словно был не только старше, но и значительно крупнее. Будто зеленые глаза и юношеская худощавость служили завесой опасному и крайне коварному созданию с куда более могучим телосложением, нежели являла видимость.
— Кто ты? — испуганно выдохнула я, впервые в жизни ощутив всепоглощающую иррациональную панику.
— Кто я? — задумчиво переспросил он. А затем склонился к самому уху и прошептал: — Ты была права, Колокольчик, я так стар, что почти безумен. Я так голоден, что жажда в моих венах подобна кислоте. Прости, Колокольчик, но ценой данной откровенности будет смерть. Твоя смерть.
Я тяжело сглотнула, испытывая две взаимоисключающие потребности — посмотреть ему в глаза и не смотреть ни в коем случае, словно этот обыденный поступок навсегда отрежет мне путь к спасению.
Я сделала неправильный выбор. Я посмотрела на него. Скользнула взглядом по смуглой шее, резким скулам, вдоль изогнутых в легкой улыбке губ и, наконец, достигла своей цели… Аквамарин и янтарь, точно захваченные слиянием небесные светила, смотрели на меня из-под его тяжелых век. Вновь я ощутила уже знакомое головокружение. В такие глаза было просто невозможно смотреть, не испытывая трепета или дискомфорта.
— Иногда, — сказал Артур, впрочем, я уже сомневалась в том, что его звали так на самом деле, — нас можно увидеть, если смотреть не прямо, а словно вскользь…
Я последовала подсказке, и юношеская личина стала сползать с него, подобно коже на обожженной плоти. Он словно стал выше и шире в плечах. Гораздо старше обозначенных двадцати лет. Волосы безупречно гладкие, смолянистые, длинной по плечи. Виски выбриты. Кожа еще более темная, напоминающая по цвету модный оттенок мокко. Одежда странная и явно нездешняя, вызывающая ассоциации с фильмами про средневековье или фэнтезийными мирами с их охотниками на драконов. Ее кожаные и тканевые элементы перемежались с тонкого плетения кольчугой, а темно-красные полоски перевязи вокруг груди и бедер, держали ножны с клинками. От банальных светлых брюк и бледно-голубой рубашки не осталось и следа. Исчезли легкомысленность и мальчишеская смазливость, стоящий передо мной мужчина являлся красочным образчиком крайне опасного создания.
Сказать, что я удивилась, это значит не сказать ничего. Даже паника, побуждающая к немедленному бегству, притупилась под натиском поразительного открытия. Происходящее в стенах моей собственной старой непритязательной общеобразовательной средней школы номер десять, казалось совершенно невозможным, нереальным бредом! Да и как подобное могло быть правдой?!
Мы стояли друг напротив друга практически в полной тишине. Музыка и другие звуки зала, где по-прежнему шла праздничная дискотека, словно по волшебству обтекали нас, лишь едва ощутимым гулом вторгаясь в тот незримый кокон, в котором мы вели свою более чем странную беседу.
— Это какая-то магия? — оглядываясь по сторонам в надежде, что кто-нибудь из одноклассников заметит происходящее со мной, спросила я мужчину.
— Глэмор, — кратко пояснил он, и вновь притянул к себе.
— Что это за хрень такая? — решив хотя бы попытаться сопротивляться, потребовала я пояснений и уперлась руками в его грудь.
В конце концов, если сегодняшняя ночь станет для меня последней, я имею право знать правду.
— Первая заповедь моего мира гласит: «Любопытство наказуемо», — усмехаясь сказал он, будто и не замечая моих потуг дать ему отпор.
— В таком случае твой мир обречен, — зло выпалила я, имея в виду общеизвестную аксиому, что двигателем прогресса являются лень и любопытство. А без прогресса любая цивилизация обречена на медленное угасание.
Странное дело, но эти слова неожиданно поколебали окружавший мужчину ореол насмешливой невозмутимости. Он нахмурился и с силой сжал мои предплечья.
— Довольно разговоров. Нам пора…
— Куда это нам пора? — запаниковала я и раскрыла рот в намерении заорать на манер пожарной сирены, но, к своему ужасу, не смогла выдавить из себя ни звука!
— Оставь сопротивление. Теперь, когда ты способна видеть нас…
— Нас — это кого?! — в отчаянии воскликнула я, растерянная и испуганная до икоты.
— Сидов, — увлекая меня из зала, ответил Артур, и я, конечно же, снова ничего не поняла.
Он вел меня сквозь веселящуюся толпу мимо знавших меня с первого класса учителей; мимо бессменной вахтерши бабы Любы, изредка подкармливающей своих любимчиков слоеными пирожками с маком; мимо глядящей с завистливой ненавистью Ритки Моргуновой… Мимо всех тех, кто мог бы остановить это безумие, если бы только видел то, что могла видеть я. По щекам покатились слезы.
— Не надо, — взмолилась я, пытаясь освободить из его хватки свою руку. — Пожалуйста, отпусти меня.
Перед глазами стояли лица мамы и бабушки. Что станет с ними, если под утро я не вернусь домой?
— Мне очень жаль, Колокольчик, но ты нарушила слишком много правил, дабы я мог отпустить тебя, просто затуманив разум. Ты открыла свое истинное имя, ты разоблачила свою способность видеть. Более того, от тебя пахнет страхом. Запомни: нас нельзя бояться, страх делает тебя еще притягательней. Поэтому законы Инмира вынуждают меня либо забрать тебя с собой, либо убить. И поверь, смерть в данном случае куда предпочтительнее. Обещаю, она будет приятной.
