Другую категорию новообращенных составляли те, кто с легким сердцем и без колебаний переходил в другую веру, потому что видели в ней возможность лучше устроить свою жизнь. Освободившись от оков ответственности, налагаемых невольно на членов всякого меньшинства, в особенности угнетаемого, эти люди будут плыть по житейскому морю без руля и ветрил с ничтожным багажом нравственных и религиозных понятий, стараясь скрыть следы своего еврейского происхождения. Но нелегко будет им установить свое национальное алиби — чтобы приобрести чистоту крови, которая одна только могла спасти их от когтей инквизиции, им придется совершить немало нечистых дел. Тяжелым бременем лягут они на общество, в которое вступили без любви и веры, с единой лишь целью — всячески его эксплуатировать; страшное наследие — социальный антисемитизм — оставят они еврейству.
Третья категория новообращенных состояла преимущественно из честолюбцев, мечтавших о государственной или общественной деятельности. Им и раньше, быть может, было тесно в узких рамках еврейства, и кровавые события 1391 года дали им возможность осуществить то, на что они не могли решиться при повседневном течении жизни. Так как духовное звание было почти необходимым условием для действительно широкой деятельности, то многие из них устремились к епископской мантии или даже к кардинальской шапке. Придали ли испанской церкви новый блеск Пабло де Санта-Мариа (раввин Соломон Леви), Иеронимо де Санта-Фе (талмудист Иошуа бен Иосиф из Лорки), Франсиско Диоскарне (Аструх Раймух) и многие другие ученые-евреи, которые после крещения применяли всю свою ученость к изобличению грехов иудаизма? Относительно этого могут быть различные мнения, но для еврейства они служили источником неисчислимых страданий и глубокого позора.
Как велика ни была та или иная группа маранов, огромное большинство их вступило в новую веру с горечью в сердце, со злобой в душе; одни посылали проклятия своим старым единоверцам, другие — своим новым братьям, третьи и тем, и другим. Немало бедствий накликали эти проклятия: недаром многие историки считают маранов виновниками введения новой инквизиции в Испании.
Мараны, по словам этих историков, своей погоней за богатством и наслаждениями, своими бессовестными финансовыми спекуляциями вызвали в широких слоях испанского населения тот взрыв негодования, которым отличается время между севильской резней и окончательным изгнанием евреев из Испании. С другой стороны, мараны восстановили против себя также и большую часть дворянства, которое не могло без боли видеть, как вчерашние узники гетто, едва освободившиеся от своего позорного отличительного знака на одежде, получают в государстве — в виде премии за свою религиозную измену — лучшие и влиятельнейшие места, отовсюду вытесняют представителей благородных католических семейств, погружают их в экономическую кабалу, а сами роднятся с виднейшими испанскими грандами, вызывая своей показной роскошью и пронырливой суетливостью чувства зависти и брезгливости даже у того, кто был готов закрыть глаза на их еврейское происхождение. Наконец, и духовенство не могло мириться с тем, чтобы все общество, сверху донизу, заражалось безверием, которое нередко несли с собой мараны, и чтобы дух еврейства через их посредничество проникал во все поры общественной жизни, отравляя и саму церковь. Так мараны, озлобляя против себя самые различные классы общества, подготавливали почву для инквизиции.
Не отрицая целиком этих утверждений, другие историки, преимущественно еврейские, доказывают, что историческая ответственность за введение инквизиции в Испании должна падать не на маранов, а на деятелей кровавого 1391 года и последующих лет. Лишенные всех прав, поставленные вне закона, преследуемые и угнетаемые, запертые в узких пределах гетто, не имея права покинуть страну, чтобы избавиться от унижений и угрозы смерти, евреи, естественно, должны были массами переходить в христианство и с тем большей жадностью набрасываться на мирские блага, чем труднее они им доставались и чем дольше они были для них запретным плодом. Мараны, по словам этих историков, — это неизбежное следствие антиеврейской политики конца XIV и начала XV века; то есть причину всех дальнейших бедствий следует искать не в маранах, а в тех, кто вызвал их к жизни.
Однако если в самом деле несправедливо приписывать маранам вину за дальнейший ход истории Испании, принявший определенный характер только потому, что появление маранов явилось неизбежным следствием тех или иных событий, то с тем же основанием можно утверждать, что преследование и угнетение евреев стало следствием того духа ненависти к иудейству, которым вообще была проникнута католическая церковь и который в других странах, задолго до испанских событий, приводил к кровавым и жестоким гонениям на евреев и на их религию. И если Испанию в этом отношении опередили во времени Германия, Италия, Англия и Франция, то это объясняется только толерантностью ее политики, в основе который был главным образом материальный расчет.
Дело в том, что Испания имела перед собой слишком могущественного врага в лице мавров, чтобы позволить себе роскошь религиозного фанатизма в отношении евреев. Чтобы испанские короли действительно вняли голосу католической церкви, желавшей искоренить иудаизм, необходимо было предварительно покорить мавров. Не простой случайностью стало то обстоятельство, что именно Фердинанд Католик, ознаменовавший свое правление окончательной победой и разрушением мусульманского могущества, ввел в Испании новую инквизицию. Таким образом, не зверства 1391 года и не появление маранов были причиной введения инквизиции в Испании, а победа над мусульманами, которая, усилив власть испанских королей, дала им возможность обратить свое оружие против внутренних, часто лишь мнимых врагов как на политической, так и на религиозной почве.
Однако на пути практического проведения в жизнь принципа чистоты религии, впоследствии вылившегося в формулу cujus regio, ejus religio[02], находилось в Испании одно серьезное препятствие, отсутствовавшее в других странах Европы. Дело в том, что в Испании нехристиане не только были велики числом, но и владели огромными богатствами, которые были необходимым условием как материального развития страны, так и правильного функционирования государственных финансов. Военная жизнь отвлекала испанское дворянство от мирного труда, и торговля и промышленность были почти всецело предоставлены маврам и евреям, которые, обогащая себя, обогащали вместе с тем и страну. Кроме того, не будучи привилегированным сословием, они были прекрасным объектом для всевозможного рода обложений — тем податным мясом, которым обильно кормилась казна и без которого она не могла обойтись. Чтобы побудить испанских королей к гонениям против арабов и евреев, необходимо было предоставить им новый источник денег. И тут как нельзя кстати произошло открытие Америки, сулившее Испании золотые горы и дни беспечного счастья. Это стало той компенсацией, без которой ни один испанский монарх не решился бы осуществить во всей полноте программу католической церкви, требовавшей не только изгнания евреев и преследования мавров, но и жестоких мер в отношении как христианских еретиков, так и маранов и морисков — иудеев и мусульман, принявших христианство.
