Но я уже выворачивала со стоянки, убираясь подальше от этого дома. И трели телефона меня занимали сейчас меньше всего.
Глава 2. Алан
Нет, нет, нет, только не кровь! Не кровь! Не сейчас!
Пот тёк по спине. Руки дрожали. Ноги подкашивались. Но, подчиняясь многолетней привычке, помня, что это просто ещё один уникальный образец, который может оказаться полезным, я спустился в лабораторию. Нанёс оставленную на руке каплю на предметное стекло. Каждую из трёх проб накрыл тонким покровным.
И только после этого, следуя внезапному порыву, облизал кожу.
От пятна засыхающей крови уже остался тонкий ободок. Я почувствовал его.
Закрыл глаза. Провёл языком по нёбу, зубам, словно пробуя дорогое вино. Выдохнул. И без сил упал в кресло.
Это же она? Та девчонка?
Всё такая же бледная, словно за всё лето ни разу не была на солнце. Растрёпанная, как тряпичная кукла. Со смешными спутанными волосами. Тонкими запястьями. Розовыми как пух фламинго губами, сухими, упрямо сжатыми, или приоткрытыми от возмущения. Она ещё только криво припарковалась и неловко вылезла из машины, одёргивая брюки, поправляя съехавшую с плеча футболку, а я уже знал, что это она.
Вспомнил. Задохнулся от этих воспоминаний. И снова не смог оторвать глаз.
От её выпирающих ключиц и острых лопаток. От хрупких лодыжек, таких тонких, что ей надо запретить ходить. Лёгкая, прозрачная, как осенний туман. Я ещё не вдохнул сладкий ванильный запах её шампуня. Не глотнул, задыхаясь, незнакомый вкус её кожи. А уже сходил с ума, погружаясь в ад воспоминаний, когда уловил тонкое, едва уловимое присутствие ароматизированной прокладки, но, к счастью, запаха крови не почувствовал. Не почувствовал и только с облегчением выдохнул… как она порезала руку.
И без того обострённое до крайности в период болезни обоняние, опрокинуло.
И без того истерзанный, едва способный себя выносить из-за этого чёртова недуга, истосковавшийся, измученный за эти два года после смерти Киры, я едва стал приходить в себя, как… на! Эта дьявольская курьерская служба прислала девчонку, что заставила меня вспомнить. С убийственной, хирургической точностью вспомнить день, когда я увидел её впервые. Думал, забуду без следа, но на свою беду запомнил. Её. Её анемию. И тот день.
Наш последний день с Кирой.
День, когда я её потерял. Навсегда.
Я с трудом отогнал выжигающие душу воспоминания и ощутил во рту кровь.
Нежный металлический привкус. Лёгкие нотки обезвоживания. Спелая эстрогеновая мягкость. Сочный индекс протромбина. И острый недостаток гемоглобина.
Так я и думал! Не более восьмидесяти грамм на литр.
Какой врач ещё может определить степень тяжести железодефицитной анемии по вкусу?
Я горько рассмеялся.
Кира называла меня гением, когда все вокруг считали сумасшедшим. Считала великим, когда все вокруг — самовлюблённым и заносчивым. Она любила меня таким как есть, со всеми пороками и недостатками. Рядом с ней иногда мне даже казалось, что я нормальный. Не охваченный жаждой понять одну из самых сложных загадок человеческого организма врач, не одержимый изучением крови учёный, не озабоченный на поисках лекарства психопат, а просто страдающий редким недугом человек, который всеми силами хочет избавиться из него.
Когда-то хотел.
Всё это было до того, как её не стало.
Сейчас я одержим другим.
Два последних года я хочу только одного — найти ублюдка, что сбил мою жену и скрылся с места аварии, оставив её умирать, и… дальше фантазия уводила меня так далеко, что, пожалуй, не стоило об этом думать.
Я выложил на стол один из привезённых девчонкой пакетов с кровью.
Усмехнулся. Какая откровенная издёвка — иметь дело с сепарированным шлаком, когда вокруг миллионы людей превращают бесценный ресурс своего организма в кислый кисель из токсинов, холестерина и прочего дерьма.
Остальное поставил в холодильник прямо в коробке. А из нулевого отсека достал контейнер со стёклами. Заветная кассета, где лежали самые дорогие, самые редкие образцы открылась с мягким щелчком. Туда я вложил три полученных пробы. И хотя ощутил давно забытое желание сунуть одну из них в микроскоп сейчас же, чтобы подтвердить свой диагноз, сдержался.
Не сейчас. Не на ходу, с трясущимися руками. Посмотрю, когда голова будет достаточно проветрена от адреналина, а чувства осядут глубоким послевкусием танинов. Тогда и придёт их время — время образцов крови натуральной белокожей блондинки, что в принципе встречались в природе довольно редко. Время анемии.
Каждый учёный — сумасшедший, каждый сумасшедший — коллекционер, а каждый коллекционер — это безжалостная машина, охваченная единственной страстью — обладать. Обладать большим, лучшим, самым ценным, редким. Всем.
И я был одним из них.
Кроваво-красная жидкость наполнила хрустальный бокал на треть. Я покачал её, глядя на причудливые узоры, что оставались на стекле. Включил музыку. Встал у окна.
Солнце почти село. Проплывающие облака в гладком зеркале бассейна. Статуи античных львов, что молчаливо охраняли его по углам. Жёлтые фонари уличного освещения.
— За тебя, моя Кира! Моя боль и тоска. Моя первая и последняя любовь. За тебя! Где бы ты теперь ни была, клянусь, я отомщу, и ты, наконец, упокоишься с миром!
Меня передёрнуло от отвращения, когда жидкость смочила горло. Сильно совру, если скажу, что приятно. Скверный безжизненный вкус. Но это было лекарство. Или его подобие. Не удовольствие. Не кайф. Тупая необходимость, чтобы не сдохнуть. Как укол плохого инсулина. Как вдох пустого ингалятора.
Глоток холодной крови.
Лекарство, что толком и не помогало. Но на удивление голова прояснилась. Дрожь в мышцах прошла. Ярость затихла и улеглась, свернувшись калачиком на дне души.
Вот теперь можно ехать.
Ехать. Что само по себе бесило, но иногда приходилось покидать эти стены и с кем-то встречаться. А сегодня у меня была назначена встреча с частным детективом, который расследовал гибель моей жены.
И я очень надеялся, что у него, наконец, есть для меня полезная информация.
Глава 3. Ника
Машину занесло на гравии обочины, когда я слишком резко затормозила.
Поспешно выключила двигатель. В изнеможении откинулась к спинке кресла и сползла вниз по сиденью.
Руки всё ещё тряслись. Пульс зашкаливал. Паника оглушала. Лампочка горела. А кровь из порезанного пальца испачкала руль.
— Чёрт с ней, потом ототру, — брезгливо выдернув из-под лямки, сунула я деньги в сумку. Сейчас меня больше беспокоило, что с перепугу я, кажется, повернула не в ту сторону и понятия не имела дотяну ли теперь до заправки.
