Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Мне приснилось, что Всемогущий Бог послал мне монаха – истинного сына апостола Павла. По велению Господа его сопровождали все святые, чтобы засвидетельствовать передо мной и заявить, что он не замышляет никакой интриги и все, что он сделает, будет соответствовать воле Господа. Они попросили у меня великодушно позволить монаху написать кое-что на двери Замковой церкви в Виттенберге. Через моего канцлера я дал такое разрешение, после чего монах пошел к церкви и начал писать Перо, которым он пользовался, было настолько велико, что его конец достиг Рима и проткнул уши припавшего к земле льва, а тройная корона на голове папы сотряслась. Все кардиналы и князья поспешно забегали, пытаясь предотвратить ее падение . Лев, раздраженный пером, начал реветь так мощно и громко, что жители всего Рима и всех земель Священной Римской империи сбежались узнать, в чем дело. Папа обратился к людям с просьбой противостоять монаху, а поскольку его святейшество знал, что монах находится в пределах моих земель, он обратился и лично ко мне И снилось мне, что все князья империи, и мы в их числе, поспешили в Рим и пытались сломать перо. Но чем больше мы старались, тем жестче оно становилось, словно сделано было из железа. И мы оставили наши попытки. Затем я спросил монаха (поскольку я был то в Риме, то в Виттенберге), откуда у него это перо и почему оно такое прочное. «Перо, – ответил он, – принадлежит старому гусю из Богемии, и ему сотня лет. Я получил его от одного из моих старых школьных наставников. Что же до его прочности, это из-за того, что из него невозможно удалить сердцевину, и меня самого это немало изумляет». Неожиданно я услышал громкий шум – множество других перьев появилось из длинного пера монаха. Когда я проснулся в третий раз – было уже светло[13].
Век спустя после начала борьбы Лютера с чистилищем и индульгенциями события 31 октября 1517 г. были определены как начало религиозной трансформации, вдохновленной Богом и осуществленной в соответствии с провидческим замыслом. В проповеди Абрахама Скультетуса, которую он произнес во время празднований 1617 г. и с которой мы начали, чувство богоизбранности Лютера вполне очевидно. «Вечный Всемогущий Бог смотрел на нас милостиво, и вывел нас из ужасного мрака папства, – провозглашает Скультетус, – и привел [нас] к яркому свету Евангелия». Празднование столетнего юбилея в 1617 г. во многом способствовало формированию образа Лютера как пророка и вестника и дало новое описание событий, в которых 95 тезисов стали «моментом» начала Реформации.
Гравюра к столетию Реформации «Сновидение Фридриха Мудрого», 1617 г.
Образ Лютера как избранника Божьего, выделенного Всемогущим Господом, которого Он спас и защитил, чтобы монах выполнил свое предназначение, стал еще более явным в 1717 г. во время празднования двухсотлетней годовщины Реформации. В то время фигура Лютера вновь находилась в центре празднеств, но подразумеваемое в сновидении Фридриха признание сверхъестественности его действий оказалось более детально и ясно показано в многочисленных рассказах о «неопалимом Лютере», а также в образах и предметах, связанных с Лютером и неуязвимых для огня. Наиболее ярко такие события представлены в работе Юстуса Шёпфера «Неопалимый Лютер» (Lutherus non combustus), опубликованной в 1717 г. на латыни и немецком языке. Шёпфер представил целый список множества «чудес», связанных с Лютером, включая широко описываемый случай, произошедший с пастором и настоятелем из Артерна, который в 1634 г. нашел в своем сгоревшем кабинете уцелевший в огне портрет Мартина Лютера. Пастор отправил гравюру в английскую консисторию в Мэнсфилде, где она была выставлена с надписью «Лик Лютера, чудесным образом уцелевший при пожаре в Артерне». Это изображение обычно считается первым «неопалимым Лютером», но вскоре появились и другие примеры[14].
Было ли это сфабриковано или принималось лютеранской церковью сознательно или подсознательно, но явная нерушимость образа Лютера вполне ассоциировалась с нетленными мощами святых, открыв новую страницу в торжественных церемониях Реформации. Чудесное спасение образа Лютера кажется абсурдным, учитывая нападки самого Лютера на идолопоклонство и суеверное обожание образов католиками. Как мы увидим, в Виттенберге уничтожение икон было главной задачей ранней Реформации, но отношения между ней и изображениями было сложнее, чем представляет иконоборческая риторика. Друг Лютера и великий художник Лукас Кранах Старший успешно популяризировал Реформацию, поддерживая своими картинами и запрестольными образами лютеранскую теологию. На них изображались не только библейские сцены, но и церковные службы и литургии, что позволяло проводить празднование Вечери Господней на фоне кранаховских изображений[15]. Нечто подобное произошло и с напечатанным рассказом о «неопалимом Лютере», вовлекающем читателя в диалог, в котором повествование о Реформации придавало форму памяти о Лютере, а воспоминание в свою очередь создавало сам рассказ.
Посыл празднований 1717 г., сформированный сочинениями 1617-го и выраженный в популярной песне, состоял в том, что Слово Божие и учение Лютера никогда не исчезнут (Gottes Wort und Luthers Lehr wird vergehen nimmermehr)[16]. В этих словах присутствовал подразумеваемый антикатолицизм, который казался эхом словаря 1617 г. и представлял Лютера праведным реформатором, ведущим борьбу с церковью Антихриста. Однако к 1817 г. фокус оценки Реформаторского движения сместился и приобрел политизированное значение. Лютера стали представлять национальным героем, а конфессиональный конфликт сгладили, сделав упор на общечеловеческий прогресс, которому положила начало Реформация. Памятные медали изображали не только Лютера, но и Лютера и Кальвина, а король Пруссии участвовал в совместной евхаристии лютеранского и кальвинистского духовенства. В соответствии с новой зарождающейся теологией Гегель заявил, что Реформация является «все преображающим солнцем, взошедшим после вышеупомянутой утренней зари в конце Средних веков»[17][18]. Такой язык вдохновил Леопольда фон Ранке написать «Лютеровский фрагмент» – биографию реформатора, которая прочно поставила Лютера в ряд отцов-основателей германской государственности. В биографии Лютера Ранке заявлял о ценности истории, а не агиографии, хотя в 1817 г. в связи с проведением праздничных мероприятий появилось множество агиографических сочинений. Более серьезное толкование Ранке было представлено в его шеститомном сочинении «Немецкая история в эпоху Реформации (1839–1847)» (Deutsche Geshichte im Zeitalter der Reformation (1839–1847)), которое вплоть до конца века оказывало глубокое влияние на описание и историю немецкой Реформации. В этой работе автор оспаривал основную роль веры в процессе Реформации, приписывая главную движущую силу вечно свободному духу, управлявшему происходящими событиями[19]. Казалось, что послание Лютера проникало в души и сердца немцев, по мере того как политическая история протягивала нить от Лютера к Бисмарку, создав миф о творении для земель, ставших единой Германией во времена Отто фон Бисмарка. Распространение Реформации и ее триумф должны были создать политическую и культурную среду, которая позволяла таким честолюбивым замыслам увенчаться успехом. «Лютер и немецкая нация» были как вдохновением, так и результатом. В работе, исследующей влияние Лютера, Генрих фон Трейчке называет его «основоположником всей немецкой нации», «немецкое неповиновение» которого, как и желание противостоять несправедливой власти, не только сформировало германский характер, но и отражало его. Лютер вдохновил немецкую современность – в политике, религии и культуре[20]. Термин Ранке «свободный дух» продолжал формировать немецкую историографию Реформации вплоть до XX века[21]. В передовице, напечатанной во влиятельном научном журнале Archiv für Reformationsgeschichte от 1938 г., провозглашалось, что Реформация является «главным достижением немецкого духа [Geist], а ее историческое понимание должно быть сохранено всем немецким народом». Однако журнал не намеревался укреплять связь между Лютером и немецкой нацией, скорее принимался более универсальный подход. Изучение Реформации не должно ограничиваться «историей Церкви» или «светской историей», как и историей протестантских церквей. Скорее оно должно сосредоточиться на общей истории влияния Реформации, которое распространялось с XVI века до эпохи Просвещения, когда началось «действительно современное исследование Реформации, которое смогло объединить теологические, политические и правовые, а также социально-экономические и философские методы»[22].
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
