Его голос пробирал до дрожи в коленях. Он властен, насмешлив и полон сладкого, невыносимого обещания. И плевать, что в двух шагах от нас служебный вход в кафе, а за его спиной слышен шум машин и гомон толпы. Все, о чем я могу думать, это о пальцах сжимающих мою шею, об острых когтях царапающих кожу и диком, зверином взгляде полном жажды и похоти.
Том самом, что снился мне каждую гребанную ночь, на протяжении всей этой недели.
— Так может я неприличная? — дерзко откликнулась, подавшись вперед и сократив разделявшее нас состояние до минимума. Задыхаясь от терпкого запаха мускуса и легкой горечи дорогого парфюма, цепляясь пальцами за широкие плечи скрытые потертой кожаной курткой.
Ненавидя всю эту одежду так же, как ненавидела его. За то, что прописался в моих мыслях на постоянной основе.
— О нет, детка, — горячее дыхание опаляет кожу щеки. Прохладный нос скользит по скуле вниз, вызывая толпу мурашек. Острые зубы прикусили мочку уха, вырывая рваный вздох из груди. — Ты моя неприличная ведьма… И ты поплатишься. За все, моя сладкая…
Волк ухмыляется, я кожей чувствую его улыбку. И зарываюсь пальцами в его волосы, оттягивая назад, впиваясь грубым поцелуем в нагло кривившиеся губы. Не имея ни сил, ни желания сдерживаться дальше и играть никому ненужную недотрогу.
Зачем, если от чужой похоти срывает тормоза? Если от чужих прикосновений кружится голова, а внутренности скручивает тянущим предвкушением и ожиданием, болезненным и почти невыносимым?
Твердое мужское колено втиснулось между ног. Сильные, грубые пальцы сжали запястье, прижимая их к кирпичной кладке. Отрывистый хриплый рык отдавался во всем теле приятной вибрацией, действуя на нервы и заставляя ерзать от нетерпения, потираясь промежностью о чужую ногу.
Хочется большего. Намного, намного большего, но чертова псина медлил, с любопытством глядя на меня. Он словно растягивает удовольствие от вида моего нетерпения, смакуя аромат возбуждения, разливающийся в воздухе как дорогое, старое вино. Улыбаясь лениво и снисходительно, от чего кровь вспыхивает злостью и недовольством, а мирно спавшая в грудине магия скопилась белыми искрами на кончиках пальцев, выдавая меня с головой.
Он засмеялся, хрипло, легко. И наклонившись еще ближе, обжигая горячим и рваным дыханием, пленяя сумасшедшим, обдолбанным желтым взглядом, выдыхает:
— Скажи это, детка… Скажи, что ты этого хочешь… Скажи, Мо-о-ор…
Знакомое прозвище резануло слух, но так и не дошло до мозга. Как загипнотизированная, я облизнула кончиком языка вмиг пересохшие губы и почти беззвучно пробормотала:
— Трахни меня, волчара… Трахни уже наконец, сукин ты сы-ы-ы… Ох…
Слова потонули в гортанном, громком стоне, стоило ему нажать коленом чуть сильнее, разливая по венам горячее, концентрированное возбуждение. Так, что я изогнулась, пытаясь усилить контакт, получить больше давления, больше трения. И тихо вскрикнула от жесткого, властного поцелуя
Он кусался, он трахал мой рот языком. Клеймил меня укусами, запахом и своими прикосновениями. И я задыхалась от страсти, от его напора и властности. От того, как легко и непринужденно меня подняли над землей, заставив обхватить ногами чужие, крепкие бедра.
Чтобы в следующую секунду вжать меня всем телом в капот стоявшей рядом машины. Дорогая, спортивная тачка закрывала половину проулка, преградив путь желающим посмотреть, что здесь происходит. Она все еще была теплой, прогретой солнцем и мощным двигателей и насмешливо дерзкой в своем антрацитово-черном цвете. И как никогда лучше соответствовала своему владельцу.
Волчара бесцеремонно рванул полы моей блузки, без труда разрывая натуральный шел и прижимаясь губами к выступающим ключицам. Крепко сжав пальцами мои бедра, он с силой развел их, прижимаясь крепче. Бесцеремонно задирая юбку-карандаш и ненавязчиво оглаживая обнаженную кожу, не скрытую тканью чулок.
— Чертова ведьма, — вкрадчивый шепот отдавался тягучим возбуждением внизу живота. Я тихо всхлипнула, когда его пальцы прошлись по кромке кружевного белья, так близко и так преступно невинно.
— Наглая псина, — я не осталась в долгу, прогнувшись в пояснице и потершись об него всем телом. С наслаждением наблюдая, как зрачок заполняет янтарную радужку почти до конца, а чужая грудь вибрирует от хриплого, яростного рыка.
Его ладонь сжимает запястья до боли, до новых, саднящих отметин, а шею покрывают алые метки со следами клыков. Пальцы легко сдвигают ткань трусиков в сторону, удивительно, просто преступно нежно касаясь влажной плоти. Лаская, дразня и заставляя ерзать задом по медленно остывающему металлу, дурея от контраста прохладного воздуха и горячей кожи. От этой его неестественной неторопливости и дерзких, собственнических поцелуев не дающих сделать и вдоха лишний раз.
— Чего ты-ы-ы… Ах! — требовательный приказ оборвался жалобным стоном. Я зажмурила глаза, закусив губу до боли, впиваясь пальцами в его волосы. Чувствуя, как длинные, сильные пальцы проникают внутрь. Туда, где так горячо и так до неприличия влажно.
По венам растекался жидкий огонь, выжигая любые мысли и спалив на костре все сомнения и табу, я шире развела ноги, отдаваясь во власть этого наглогого и самоуверенного засранца. Чувствуя кожей его ухмылку и чертово самодовольство сильного самца, поймавшего меня в свои лапы.
— Ш-ш-ш, детка, — мою попытку возмутиться заглушили грубым, дерзким поцелуем и приподнявшись на вытянутой руке медленно, показательно облизнули пальцы. Оставляя мне сосущее ощущение пустоты и неудовлетворенности, разъедающее изнутри. — Сладкая, очаровательная, беспомощная детка…
Глава 4
Этот бесстыдный, бессовестный и совершенно невыносимый нахал меня провоцировал. Он издевался, дразнил и распалял еще больше, скользя влажными от слюны пальцами по обнаженному животу, рисуя одному ему понятные символы. Это заводило, смущало (боги, я еще могу смущаться?!) и бесило одновременно. Но…
Кто сказал, что в эту игру нельзя поиграть вдвоем?
Туфли с глухим стуком упали на асфальт, но вряд ли кто-то из нас это заметил. Съехав чуть ниже, я обхватила его ногами за талию, скрестив лодыжки на пояснице. И медленно двинула бедрами, проезжаясь по бугру на джинсах. Чувственно, неторопливо, закусив губу и не отводя взгляда от его лица. Пристроив ладонь на волчьем загривке, впиваясь ногтями в горячую, гладкую кожу и не давая ему и шанса уйти от прикосновений
Это заводило похлеще долбанного энергетика и зелья бодрости одновременно. От этой осознанной игры с огнем, с опасным, клыкастым зверем, способным разорвать меня здесь и сейчас, меня бросало то в жар, то в холод и штырило лучше, чем от опиума и маковой росы.
И я не сдержала довольный смешок, когда услышала тихий, жалобный скулеж сквозь стиснутые зубы. Широко, чувственно улыбаясь, когда когтистая лапа прижала меня к капоту, вминая в ставший вдруг обжигающе ледяным металл. А волчара злобно, низко зарычал, сжимая запястья свободной рукой и не давая шевелиться. Чтобы в следующую секунду рвануть застежку ремня на джинсах и…
