Под конец казни уже бабы не визжат, парни не матерятся. Стоят, напряженные. Обоссанные.
Показательно прокручиваю биту в руке, вспоминая недавно посмотренный сериальчик про зомбаков.
Был там один убойный перс. Тоже с битой ходил. И нехило так ей бошки сносил.
Но у нас тут не сериал. Хотя все остальные атрибуты в наличии. Ночь, тусклый свет фар, которые я специально не бил, чтоб сцену осветить. И даже зомбаки есть.
— Ну чего, суки, кто меня знает?
Все молчат. Боятся. Это правильно.
— Ну? Кто меня знает, уйдет живым.
— Я! Я тебя знаю! — тут же орет какой-то пацанчик, по виду, ровесник Татки. — Ты — Боец, да?
— Угадал! — улыбаюсь приветливо-приветливо. Так, что всю компанию, в количестве десятерых человек, сносит к воде. — А какого же хера здесь делает моя сестра?
— Кто?
И столько удивления в его голосе! Вот как так? Знает меня и не знает ее?
— Сестренка моя. Вон та голожопая таракашка, которую ваш смертничек в кустах мял!
Все, как по команде смотрят на Татку, которая сидит на байке Коляна и зло сдувает волосы со лба. Дуется, коза.
— Да она… Да она не сказала! А я же не знал! Я думал, так, телка просто!
Я коротко тыкаю парнишку в живот битой, и он сразу же захлебывается воздухом, сгибается.
— Телка?
— Девушка! Девушка, хотел сказать!
Опять тонко взвизгивает баба в стройных рядах зомбаков. От ужаса, наверно.
Хотя я вообще ничего ужасного не делаю. Разговариваю просто.
— То есть, ты знаешь, кто я, но не знаешь, кто она? Откуда ты, мальчик? И кто все эти люди?
— Яааа… Я в гости приехал, к тетке!!! А это — мои знакомые!!! Они не в курсе, кто ты!!! Они не местные!!! А тебя я с прошлого года знаю! Видел! И в клубе твоем был!
Это уже он на истерике орет, а я неожиданно успокаиваюсь. В самом деле, чего разошелся? Хотя, если б моя сестра тут утонула к херам, в озере, или изнасиловал бы ее тот утырок… Нет, хватит. Не злимся. С Таткой все хорошо. Все хорошо.
— Ладно. Хорошо, что все хорошо кончается, да? — опять улыбаюсь я. И вся компания дружно делает еще шаг назад, — теперь вы знаете меня. А я знаю вас.
С этими словами я еще раз прокручиваю биту в руке, хмыкая про себя на тупые киношные эффекты, и иду к Коляну и Татке.
Отдаю ему биту, ссаживаю козу с сиденья, шлепком по заду задаю направление. Она подпрыгивает.
Смотрит зло, но не говорит ничего. Резво скачет к байку. Усаживаемся и валим из этого рассадника пиявок.
Чувствую, как тонкие пальцы Татки обхватывают меня за талию, как она прижимается ко мне, а потом демонстративно обхватывает своими длиннющими ногами, пользуясь тем, что я в движении и не могу ей запретить.
Колян едет рядом, наверняка это все дело видит, и, даже, скорее всего, скалится, сволочь. Но мне сейчас не до него.
Татка едет за моей спиной, прижимается ко мне тонким телом, обхватывает ногами. А я завожусь. Дико. Непотребно. До красных пятен перед глазами.
И нихера не помогают мантры, которые раньше спасали.
Уже не спасают.
Уже год не спасают.
С того прошлого проклятого лета, когда я поцеловал ее после выпускного.
Я, Серега Бойцов, широко известный в узких кругах как Боец, бывший боксер, вполне успешный бизнесмен, нормальный, солидный даже мужик, тридцати пяти лет.
Поцеловал в губы восемнадцатилетнюю девчонку, только закончившую школу. Свою сестру.
Свою сводную сестру.
Которую нельзя трогать.
Татка. Выпускной. Год назад.
«Я всегда остаюсь одна, остаюсь одна…»
Голос певицы мне не нравится. Дурацкий какой-то, писклявый. Даже не знаю, кто это. Ну и плевать. А вот слова… О да, слова ложатся правильно. Так, как надо ложатся.
Я сейчас тоже не отказалась бы от вирта. Потому что в реальности… Ну ее нахер, эту реальность.
Пальцы не попадают по нужным кнопкам, но Т9 меня любит.
«Привет, засранец»
«Где ты?»
Ой… А что так сразу? А где прелюдия?
Я смеюсь, ловлю на себе внимательные взгляды говнюков со противоположной стороны улицы.
Братва, фак вас раззадорит или отпугнет? Проверим?
Провожаю удаляющиеся фигуры, машу на прощание средним пальцем. Слабаки. Хотя, в принципе, есть еще вариант, что они меня знают. Или знают этого говнюка. Потому и не связываются. Не такой уж у нас большой город, в конце концов. Все знакомы через пять рукопожатий.
Но все равно. Слабаки. Ну, подумаешь, нажралась? Подумаешь, сижу на бордюре? Может, я в печали?
Может, я была бы не против, если б кто утешил?
«Где ты?»
О, вот он. Не слабак.
А позвонить, братух? Кишка тонка?
Хотя… Знает, что не возьму.
Голосок певицы звучит набатом: «Я всегда остаюсь одна, остаюсь одна»…
Да, подруга, ты меня понимаешь.
Телефон вибрирует. Не выдержал, звонит.
Ответить? А как же вирт?
«Найди меня».
Нет вирта, будет квест.
Ищи меня, братух. Ищи.
«Найду, будет жопа битой!»
Ой… БДСМ? А почему бы нет?
«Будешь бить сильно? Мне надо будет считать удары?»
Пауза. Это он, наверно, глаза обратно в глазницы вставляет.
А я отхлебываю прямо из бутылки.
Бармен, душка, отдал с концами. Только чтоб убралась из заведения. Скорее всего, он пожалеет об этом. Если этот гад, мой брат, узнает, что меня тут практически даром нажрали, кирдык заведению, ага.
Но есть вариант, что я отсюда уйду до того, как он меня найдет.
Делаю попытку подняться.
А нет… Нет вариантов. Нет у меня вариантов. Никаких.
«Никто из них не знает, что вообще делать со мной, что со мной делать…»
Неправда.
Он знает.
Но не делает. Не делает!
Я пьяно смеюсь, причем, словно со стороны слышу свой смех, и он реально пьяный. Больной.
Я сама — больная. Очень больная.
Извращенка, ага.
Виски проливается на платье. Красивое такое. Было. В начале вечера.
Я вспоминаю, как шла, через весь зал, за дипломом, какие были кривые губы у директрисы, с мерзкой кровавой помадой, которая окрашивала зубы, и казалось, что она куснула кого-то до мяса.
