— Что все это значит? — спросила Лайма, когдаШаталов наконец приблизился к ней и протянул сумку.
— Можешь не проверять, — сухо заметил он. —Пистолет на месте, так же как и фальшивые документы. Особенно впечатляюще тысмотришься на фотографии в паспорте Татьяны Прутник. Или это твоя настоящаяфамилия — Прутник? А?
— Геннадий, я тебе потом все объясню, — вполголосаответила Лайма, шныряя глазами по сторонам. — Ты выбрал неподходящее времядля выяснения отношений.
— Я выбрал?! — возмутился он. — Да если бы нея, ты уже сидела бы в кутузке!
— Я выполняю важное государственное задание.
— Ха-ха-ха!
— Твой смех неуместен. — Лайма сдвинула брови, ина лбу у нее появилась маленькая глубокая складка. — Ты можешь помешатьспецоперации.
— Пока ты мне все не объяснишь, я не уйду. Я сорву твоюспецоперацию к чертовой матери, — пообещал Шаталов, и Лайма поняла, что онименно так и сделает.
— Я от тебя такого не ожидала! — запальчивовоскликнула она.
— Я от тебя тем более такого не ожидал.
Они стояли и сверлили друг друга глазами. Наконец Лаймасдалась.
— В двух словах этого не объяснишь, Геннадий.
— И не надо в двух словах, — пожал тотплечами. — У меня навалом времени, я убежал со службы.
— Ну, хорошо, — Лайма нетерпеливо переступила сноги на ногу. — Нам нужно уединиться. В моем распоряжении не большечетверти часа.
— Думаю, этого хватит, — ободрил Шаталов и потянулее за руку в сторону кафетерия. — Выпьем по чашке кофе и поговорим.
Соврать было просто нечего. Три паспорта и пистолет связалиЛайму по рукам и ногам. Но правду говорить нельзя ни в коем случае, еепредупредили на этот счет. Кроме того, правда опасна. Вдруг Шаталова убьют?Однако тот вовсе не думал об опасности. Он подвел ее к столику в уютном уголкеи уселся напротив. Официант, работающий в ускоренном режиме, обмахнулполотенцем столешницу, молниеносно притащил сахарницу, швырнул салфетки,брякнул на них приборы и убежал за заказом.
— Рассказывай, — подбодрил ее Шаталов, сложив рукина груди. — Зачем тебе пистолет и фальшивые документы?
Лайма тяжело вздохнула. Сделала вид, что все еще ведетвнутреннюю борьбу. В конце концов чувство долга было вроде бы уложено на обелопатки.
— Какой ты злой и неуступчивый, — пробормоталаона.
— Да, я злой. Злым быть лучше, чем добрым. У добряковмягкое сердце, рыхлое тело и пустой бумажник. Итак…
— Я работаю на правительство, — свистящим шепотомповедала Лайма. Слова шли из горла с мукой, словно обросли колючками. — Яне хотела ничего рассказывать. Но раз уж я поймана с поличным…
— Так ты что же — тайный агент?! Умеешь обезвредитьбомбу, посадить горящий самолет и ребром ладони сломать вражеский кадык? Япотрясен.
— Понимаю, дорогой, — серьезно кивнулаЛайма. — Тебе придется с этим как-то примириться и… поехать домой,предоставив мне действовать на благо родины.
— Но с виду ты обычная женщина.
— Я и есть обычная, — пожала плечами Лайма. И тутже высокопарно добавила: — Именно рядовые граждане являются оплотом своейстраны.
Шаталов смотрел на нее с совершенно новым выражением. Сразупонять было невозможно — повышаются ее котировки или падают. Вероятно, падают.Мужчины не любят сильных женщин, только выносливых. И уж, конечно, не желаютвидеть их рядом с собой, потому что сильные женщины невольно ставят подсомнение их природное превосходство.
— Так, — сказал Шаталов и взъерошил волосы.
Он-то думал, что она попала в какую-нибудь шайку и емуудастся ее оттуда вытащить. Он уже видел себя рыцарем в сияющих доспехах, ивот… Оказалось, что спасти ее нельзя. Если, конечно, она не врет. Шаталовдопускал такую возможность. Почти все представительницы прекрасного пола делаютэто мастерски. В женском вранье так много правдивых деталей и искреннегочувства, что веришь ему всем сердцем.
В этот момент воздух взвихрился, и, словно джинн, возникофициант с подносом. Он метнул на стол кофейные чашки, сверкнул улыбкой иубежал на длинных, циркульных ногах.
— Вряд ли я смогу принять все это так вотпросто, — раздраженно сказал Шаталов, бросив в чашку кусок сахара ипринимаясь яростно размешивать его ложкой. — Я люблю тебя, но жизнь,которую ты, как выяснилось, ведешь, для меня неприемлема.
— Я тоже тебя люблю, — поспешно сказалаЛайма. — Но на меня возложена слишком важная миссия, чтобы подгонять еепод мои личные интересы.
— Боже, но кто на тебя эту миссию возложил?! С какойстати?
Лайма посмотрела ему прямо в глаза, израсходовав всеимеющиеся у нее запасы честности.
— Однажды меня вызвали к ректору — я тогда преподавалаанглийский в вузе — и попросили о помощи. Люди из одной правительственнойорганизации. Ну, ты понимаешь…
— Ты могла отказаться!
— Не могла. В кабинете ректора сидел… замминистраобороны.
— Ты не военнообязанная!
— Но там был наш президент… в смысле — президентстраны, — быстро внесла коррективы Лайма. — Президент лично попросилменя о помощи. И ободряюще похлопал по плечу. Ты бы смог отказать своемупрезиденту?
— Как президент попал в вуз? — с подозрениемспросил Шаталов, не зная, как реагировать на подобное заявление. Возмутиться?Но правда иной раз выглядит невероятно глупой и совершенно несерьезной.
— Он приехал тайно. Потому что дело секретное. Теперьты понимаешь, что я и так рассказала тебе слишком много?
— Это связано с оружием? — понизил голосШаталов. — С космическими исследованиями?
Лайма отхлебнула из чашки и серьезно кивнула:
— С оружием. И с космическими исследованиями. То есть сисследованием космического оружия. Но учти — я тебе ничего не говорила.
— Что ж, — Шаталов одним глотком прикончил кофе,хлопнул ладонями по столу и встал. — Значит, я совершенно напрасно спасалтвою сумку.
Лайма поежилась, вспомнив о досмотре. Если бы у нее нашлипистолет, вот это был бы номер!
— Кстати, как ты оказался в аэропорту? —спохватилась она.
— Совершенно случайно. Должен был встретить коллегу.Мне позвонили, едва ты вышла из офиса. Однако только что выяснилось, чтоколлега перенес вылет на завтра. Ну, что ж? Я поеду, пожалуй. Не стану путатьсяу тебя под ногами. — С этими словами он взял купленную им сумку, засунулее под мышку и удалился.
В тот момент он действительно решил уехать. Лайма поцеловалаего в щеку крепким товарищеским поцелуем — никаких нежностей на людях! — ипообещала позвонить завтра.
