Они снова двинулись в путь.
Молнии помогали им распознать дорогу и минутами освещали перед ними чудные картины. Бывали мгновения, когда леса на вершинах гор и в глубине долины обдавались пурпурным светом, в то время как река внизу, у их ног, приобретала мертвенный стальной цвет.
Юлиус добрую четверть часа ехал молча, и Самуил один разражался выходками против постепенно замиравшей грозы. Вдруг Юлиус остановил коня и крикнул:
— Ага!.. Вот это нам на руку!
И он указал Самуилу на развалины замка, возвышавшиеся вправо от них.
— Развалины? — сказал Самуил.
— Ну да. Там найдется какой-нибудь уголок, где можно будет приютиться. Переждем грозу или, по крайней мере, хоть дождь.
— Да!.. И в это время одежда высохнет у нас на теле, и мы схватим доброе воспаление легких, оставаясь долгое время мокрыми и без движения… Ну да что же делать. Давай взглянем, что это за развалины.
Сделав несколько шагов, они добрались до развалин, только войти внутрь их было не так легко. Замок был покинут людьми, но после них на него совершили нашествие растения. Вход был закупорен представителями той флоры, которая особенно любит ютиться по развалинам, по обвалившимся стенам. Самуил заставил коня продраться сквозь эту заросль, усиливая уколы шипов и колючек ударами шпор.
Юлиус следовал за ним, и друзья очутились во внутренности замка, если только эти слова — замок и внутренность — можно было приложить к развалинам, со всех сторон раскрытым.
— Ты хочешь, чтобы мы укрылись здесь от непогоды? — сказал Самуил, подняв голову. — Но ведь для этого нужен же какой-нибудь потолок или кровля? Тут же, к несчастью, нет ни того, ни другого.
И в самом деле, от этого замка, когда-то, быть может, могущественного и славного, время оставило только жалкий скелет. Из четырех стен осталось только три, да и те были разрушены, а на месте окон в них образовались громадные бреши. Четвертая же стена разрушилась до основания. Кони спотыкались на каждом шагу. Корни и стволы кустарников приподняли и исковеркали пол из плит. Всевозможные ночные птицы вихрем кружились в этой открытой зале, в которой отдавалось каждое дуновение урагана и каждое рокотание грома. Птицы отвечали на это своими ужасными криками. Самуил рассматривал всю эту картину с каким-то особенным, ему одному свойственным вниманием.
— Ладно, — сказал он Юлиусу, — если тебе нравится мысль дожидаться здесь утра, так я со своей стороны согласен. Тут чудесно, можно сказать, почти так же хорошо, как и на открытом воздухе, да еще с той выгодой, что ветер тут воет гораздо бешенее, чем снаружи. Тут мы будем сидеть, так сказать, в самой воронке грозы. А филины, а совы, а летучие мыши! Черт возьми, ведь это еще добавочный номер к программе удовольствий. Добрый приют, нечего сказать. Погляди-ка на эту сову, что пялит на нас свои раскаленные глаза. Не правда ли, какая красавица! А вдобавок ко всему, мы еще можем потом похвастаться, что ездили верхом по обеденной зале.
Проговорив все это, Самуил дал шпоры коню и пустил его в ту сторону, где не было стены. Но не успел он сделать и десяти шагов, как лошадь взвилась на дыбы и повернула назад. В то же время какой-то голос крикнул: — Остановитесь! Тут Неккар.
Самуил посмотрел вниз. Оказалось, что он повис верхом на коне на высоте 25-ти саженей над зияющей рекой. Его конь, делая поворот на задних ногах, передней половиной тела описал полукруг над бездной.
В этом месте гора была прорыта отвесной промоиной. Замок был построен над самой бездной, что, очевидно, входило в расчеты строителя как оборонительный мотив. Ползучие растения, цепляясь за неровности гранита, покрывали развалины своими гирляндами, и старый замок, веками разрушавшийся и валивший свои обломки в реку, теперь, казалось, весь готов был рухнуть туда, и как будто бы только и удерживался от этого тонкими ветвями плюща. Сделай конь еще один лишний шаг, он погиб бы вместе со своим всадником.
Что же касается Самуила, то он, по своему обыкновению, остался совершенно спокоен, и страшная опасность, которой он только что избежал, внушила ему только одну мысль.
— А ведь это тот же самый голос, — заметил он.
В голосе, крикнувшем «остановитесь» Самуил распознал голос молодой девушки, которая подсказала ему название пропасти.
— О, на этот раз будь ты самая могучая ведьма, я тебя из рук не выпущу! — вскричал Самуил.
И он, пришпорив коня, помчался к тому месту, откуда исходил голос. Но и на этот раз напрасно он искал, и напрасно ему светила молния: он не нашел и не увидел никого.
— Ну, ну, Самуил, — сказал Юлиус, который теперь спешил выбраться из этих развалин, наполненных криками, торчащими плитами и ямами, — будет тебе! Поедем дальше, мы и без того потеряли много времени.
Самуил тронулся за ним, все еще осматриваясь кругом, с выражением досады на лице, которую нельзя было распознать в потемках.
Они выбрались на дорогу и поехали дальше. Юлиус был серьезен и молчалив, Самуил же и смеялся, и ругался, как разбойник Шиллера.
Внезапное открытие подало Юлиусу некоторую надежду. При выходе из развалин он увидел тропинку, которая полого спускалась к реке. Тропинка эта, без всякого сомнения, вела к какой-нибудь деревне или, по крайней мере, к какому-нибудь жилью, потому что казалась крепко протоптанной и свежей. Но через полчаса пути они все еще не добрались до реки, а только следовали вдоль ее быстрого потока. Нигде не видно было никаких следов жилья. Все это время дождь лил не переставая. Одежда обоих путников промокла насквозь, лошади были совершенно изнурены. Юлиус давно выбился из сил, да и сам Самуил начал утрачивать свою бодрость.
— О, черт возьми! — вскричал он. — Дело принимает очень скучный вид. Уже минут десять, как мы не видим молнии и не слышим грома. Один ливень и больше ничего. Гадкая выходка со стороны небес. Я люблю сильные ощущения, но терпеть не могу скуки. Ураган насмехается надо мной. Я призывал его для того, чтобы он в меня метал молнии, а он вместо этого посылает мне насморк.
Юлиус ничего не отвечал.
— Эх! — вскричал Самуил, — попробую-ка я совершить вызывание.
Громким и торжественным голосом он продолжал:
— Во имя чертовой бездны, откуда мы видели тебя выходящей! Во имя козлища, твоего неизменного друга! Во имя воронья, летучих мышей и сычей, которые изобиловали на пути нашем с момента блаженной встречи с тобой! О, миленькая колдунья, которая уже дважды подавала мне голос, заклинаю тебя! Во имя бездны, козлища, воронья, летучих мышей и сычей явись, явись, явись! И скажи нам, нет ли где поблизости человеческого жилья?
— Если бы вы заблудились, я предупредила бы вас, — раздался во тьме ясный голос молодой девушки. — Вы едете по дороге, следуйте по ней еще десять минут, и тогда у вас вправо, позади липовых деревьев, будет дом, в котором вы можете остановиться. До свидания!
Самуил повернул голову в ту сторону, откуда слышался голос и увидал какую-то тень, которая, как казалось ему, двигалась в воздухе на расстоянии десяти футов над его головой. Тень эта скользила по скату горы. Ему показалось, что она сейчас должна исчезнуть.
