Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Помимо eucharisto («спасибо») я выучила parakalo, что означает «пожалуйста» и в качестве просьбы, и как ответ на просьбу, аналогично итальянскому prego («прошу»)[10]. Я связала слово parakalo с библейским понятием «параклет»[11] – так называют Святой Дух, который в день Пятидесятницы в виде языков пламени снизошел на апостолов и даровал им знание языков для проповедей. Я не представляла, что у этой ассоциации есть этимологическая основа: parakalo буквально означает «звать, призывать», а «параклет» – тот, кого призывают. Мне подойдет любая мнемоническая техника. Παρακαλω! Давайте!
Под чутким руководством Эда я также начала читать переводы классиков, Гомера и Геродота, а еще книги о путешествиях по современной Греции. Он раскладывал передо мной книги разных авторов, словно пытаясь обратить меня в свою веру в самообразование: Лоренса Даррелла[12], долгое время жившего на Корфу, Родосе и Кипре; Генри Миллера[13], посетившего Грецию до начала Второй мировой войны и снискавшего дружеское расположение лучших поэтов этой страны; британца Патрика Ли Фермора, героя войны и автора книг о путешествиях, две из которых – «Румели: путешествия по северной Греции» и «Мани» о южной оконечности полуострова Пелопоннес – стали культовыми. И в довершение всего Эд подарил мне два бесценных тома стихотворений Константиноса Кавафиса, греческого поэта из Александрии. Страницы были даже не разрезаны. Протягивая мне книги, он сказал: «Вы продвинетесь дальше моего».
Перед тем как впервые поехать в Грецию, я год училась: сначала в Нью-Йоркском университете, потом в Барнард-колледже. Эд поехал провожать меня в аэропорт, где под его началом я прошла обряд предполетной инициации. Он состоял в том, чтобы приехать рано, зарегистрироваться на рейс и начать пить. Эд боялся летать и предложил совершить жертвенные возлияния Зевсу, богу неба, чтобы потом не переживать, достаточно ли в самолете пропеллеров.
Во время моего первого вояжа в Грецию я за пять недель наверстала упущенное в детстве, когда никуда не уезжала за пределы Огайо. Потягивая узо[14] на корабле в Эгейском море, я, совершенно загипнотизированная стихией, решила, что, вернувшись домой, примусь за изучение классического греческого языка: мне хотелось прочитать все когда-либо написанное греками, которые бороздили эти просторы до меня.
В Нью-Йорке я записалась на курс греческого языка для начинающих в Колумбийском университете и беспечно подсунула счет новому ответственному редактору Тони Гиббсу. Каково же было мое удивление, когда он отказал мне, заметив, что древнегреческий не имеет отношения к моей работе. Это был удар под дых, ведь к тому моменту я уже вела своеобразный каталог слов греческого происхождения, которые то и дело появлялись в «Нью-йоркере», начиная от буквы и математического символа π (пи), который знают все, у кого была геометрия в старших классах, до слова «офтальмолог» («глаз» на древнегреческом – ophthalmos). Было в этом каталоге и слово «автохтонный» (autos, «сам» + chthon, «земля»), означающее что-то вроде «самопроизведенный из земли» и содержащее сложную комбинацию звуков, которые передаются буквами хи (χ) и тета (θ). Как же мне все это нравилось!
Чтобы повысить свои шансы, я попросила Элеанор Гулд, которая была своего рода оракулом для редакторов, составить письмо, подтверждающее ценность и важность древнегреческого языка для моей работы в отделе. И Элеанор написала, что она уже давно не брала в руки учебник греческого, так что ее собственных знаний может оказаться недостаточно, чтобы уберечь журналистов от «ошибок по неведению». Это было очень великодушно с ее стороны, ведь на самом деле она прекрасно знала практически все на свете, начиная с приемов развешивания штор и заканчивая правилами чтения по-русски. Я показала письмо своему другу, редактору Джону Беннету, и он сказал: «Ты стреляешь из пушки по воробьям». Может, так оно и было, но это сработало: Тони Гиббса удалось убедить, что древнегреческий имеет значение для моей работы. Так в восьмидесятые я под эгидой «Нью-йоркера» начала изучать классический греческий язык в Колумбийском университете.
В последующие годы я то и дело переключалась между двумя разновидностями языка: перед поездкой я отчаянно зубрила современный греческий, а вернувшись домой, налегала на древнегреческий. Я переехала в Асторию, греко-американский район Квинса, где общалась с живыми греками и читала запоем Фукидида. Целое лето я училась в Салониках по международной программе для студентов, изучающих современный греческий, и как-то прогуляла занятия, чтобы отправиться в Потидею, где во время Пелопоннесской войны[15] находился Сократ.
Некоторые, открыв для себя Грецию, возвращаются в одно и то же место снова и снова. Мне же всегда нравилось путешествовать в новые места. Я плавала в Эгейском, Ионическом и Ливийском морях, колесила на автобусе по Лесбосу, Тасосу и Итаке, ездила в Олимпию, Каламату и Спарту, перемещалась с острова на остров на Додеканесе (архипелаг так назвали по его двенадцати основным островам: dodeka, «двенадцать» + nisi, «остров») вдоль турецкого побережья. Я побывала на Санторини и Наксосе с одной подружкой, на Паросе – с другой, с ней же мы поехали на Антипарос (что значит «Противоположный Парос»), а потом – по мелким необитаемым островкам Деспотико. Почему-то я годами игнорировала самый космополитичный остров – Миконос, но, оказавшись там, поняла, почему его все так любят, хоть он и очень коммерциализирован и там просто яблоку негде упасть. Миконос оказался изысканным, «кубистическим», как говорил Лоренс Даррелл, с белыми домиками, рассыпанными по приморским склонам, с яркими пятнами бугенвиллеи[16]. Я собиралась провести ночь на Делосе, необитаемом острове, святилище Аполлона. Там же располагалось казначейство Делосского союза[17], пока не стало федеральным резервом Афинской империи. Однако получить такое разрешение могли только студенты-археологи. Я также побывала в многочисленных греческих колониях: Неаполе, название которого происходит от греческого слова neapolis («новый город»), и Сиракузах на юго-востоке Сицилии. Здесь жил Архимед, тот самый, что однажды крикнул «Эврика!» («Нашел!»), лежа в ванне: он обнаружил способ измерения плотности тел, который теперь называется законом Архимеда.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
